Франсин Риверс - Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]

Глядя на Юлию, расхаживающую среди гостей, он вспомнил Аррию. Юлия так же охотилась, но никто из присутствующих, судя по всему, не был тем зверем, которого она могла бы назвать своей добычей.

Юлия подозвала Хадассу, и они вышли вдвоем на террасу. Марк слегка нахмурился. Какое бы повеление ни отдала Юлия, у Хадассы находилось что сказать в ответ. Тогда Юлия повторила свои слова раздраженно и более решительно. Сняв с запястья золотой браслет, она отдала его Хадассе, потом вернулась к гостям. Когда она кивком головы дала Хадассе знак уходить, та послушно ушла.

Марк поднялся, чтобы догнать Хадассу и выяснить, что происходит. Тут на его пути грациозно стала Евника, слегка столкнувшись с ним в кокетливой попытке привлечь его внимание.

— Ой, прости, Марк. Я просто не видела, что ты идешь, — сказала она и посмотрела на Марка снизу вверх с таким обожанием, что он даже растерялся.

— Это я виноват, — сказал он, чувствуя, каким разочарованным взглядом она провожает его, когда он проходил мимо. Когда он дошел до коридора, Хадассы уже нигде не было.

Луна освещала вымощенные белым мрамором улицы, когда Хадасса направлялась к лудусу. Она постучала в тяжелые ворота и стала ждать. Когда стражник открыл ворота, она сказала, что ей нужно поговорить с Сертом. Ее проводили через двор и повели вниз, по полутемному коридору к кабинету Серта. Он уже ждал ее. Он протянул руку, и она передала ему золотой браслет. Он оценивающе рассмотрел браслет, держа перед собой, взвесил его в руке, после чего кивнул и спрятал его в массивный ящик возле своего стола. «Иди за мной», — велел он Хадассе и повел ее куда–то вниз, по каменным ступеням, в холодный, облицованный гранитом коридор, освещенный факелами.

Остановившись возле массивной двери, он нашел нужный ключ. Когда дверь открылась, Хадасса увидела мужчину, сидящего на каменной скамье. Она узнала его, ей хорошо запомнился день, когда увидела его на дороге в Капую, потому что этот человек был мощно сложен и сногсшибательно красив. Когда он встал и повернулся к ним, Хадасса сразу подумала о статуе в покоях своей госпожи. Скульптор передал надменность и физическую красоту гладиатора, но не смог передать тоску в его глазах, скрытую за маской холодной, обузданной силы.

— Твоя женщина прислала за тобой свою служанку, — сказал ему Серт. — Будь на рассвете возле входных ворот. — Сказав это, он ушел.

Атрет сжал губы и сузил глаза, глядя на рабыню, которая стояла перед ним и смотрела на него. Она была одета в изящную тунику кремового цвета, доходившую до лодыжек, препоясанную полосатым поясом, такая же полосатая шаль покрывала ее голову и плечи. Он смотрел ей прямо в глаза, ожидая увидеть в них то, что обычно видел: поклонение и страх. Но вместо этого он увидел в ее глазах невозмутимость и спокойствие.

— Я провожу тебя, — сказала она. У нее был певучий и мягкий голос. Он накинул на плечи плащ и покрыл голову. Он слышал только тихий стук ее сандалий и шел следом. Стражник, ни слова не говоря, открыл перед ней дверь и смотрел ей вслед, едва обратив внимание на Атрета. Когда тяжелые ворота лудуса закрылись за ними, Атрет задышал свободнее.

— Ты иудейка, — сказал он, поравнявшись с Хадассой.

— Я родилась в Иудее.

— И сколько времени ты уже рабыня?

— С тех пор как разрушили Иерусалим.

— Я знал одного иудея. Халев, из колена Иуды. На его счету было тридцать семь убитых. — Она ничего не сказала. — Ты не знала его?

— Нет — ответила она, хотя слышала, как Октавия с Юлией говорили о нем. — Самых сильных и красивых мужчин угнали за Титом, в Александрию, а оттуда увезли в Рим, на зрелища. Я оказалась среди последних пленных, которых гнали на север.

— Он умер достойно.

В лишенном эмоций голосе Атрета было что–то такое, что заставило Хадассу посмотреть на него. Его красивое лицо было жестким, но она чувствовала, что в глубине души, под маской этого холодного и безжалостного лица профессионального убийцы скрывается страдание, которое не дает ему покоя.

Рабыня остановилась. Удивившись самой себе, она обхватила обеими руками его мощную руку.

— Да обратит Господь к тебе Свой лик и даст тебе покой, — сказала она с таким состраданием, что Атрет только растерянно уставился на нее.

Она пошла дальше, и Атрет больше с ней не разговаривал. Он замедлил свой шаг, чтобы поравняться с ней, и шел туда, куда она его вела.

Он знал, что находится в одном из самых богатых районов Ефеса. Наконец, странная служанка Юлии повернула к мраморной лестнице. В конце лестницы была дверь, ведущая в коридор, которым пользовались, вероятно, посыльные. Пройдя до конца коридора, девушка открыла еще одну дверь, ведущую в кладовую. «Пожалуйста, подожди здесь», — сказала она ему и ушла.

Он прислонился к какой–то корзине и с явным неудовольствием огляделся вокруг. Наверняка Юлия украсила руки Серта золотом, чтобы теперь Атрет имел возможность быть здесь, у нее. Чтобы служить в качестве самца, удовлетворяющего непомерные желания этой девицы.

Но как только дверь открылась и Атрет увидел Юлию, от его гордости и гнева не осталось и следа.

— О, я уже думала, что не дождусь тебя, — сказала Юлия, задыхаясь, и он понял, что она бежала к нему. Она бросилась в его объятия и, поднявшись на цыпочки, запустила руки в его густые волосы.

Пока Юлия Валериан была в его руках, он не мог думать ни о чем, — он мог лишь чувствовать, вкушать ее, упиваться ею. Только потом он снова вспомнил о своей гордости — когда у него рассеялось иллюзорное чувство свободы.

Хадасса отправилась к Иоанну, как только ей представилась такая возможность. На ее стук дверь открыл человек, чьи самые активные годы жизни были уже позади, хотя его взгляд не стал от этого менее сильным и убеждающим. Он радушно встретил Хадассу и представился ей как один из последователей Иоанна. Затем он провел ее в тихую комнату, освещенную лампой, где апостол писал послание к одной из церквей империи. Подняв голову, Иоанн тепло улыбнулся. Отложив в сторону перо, он встал, пожал Хадассе руки и поцеловал ее в щеку. Она не хотела его отпускать.

— О Иоанн, — воскликнула она, крепко держа его за руки, как будто в них была вся ее жизнь.

— Садись, Хадасса, и расскажи мне, какая тяжесть лежит на твоем сердце. — Она все продолжала держать его за руки. Иисус был распят задолго до ее рождения, но она видела Господа в Иоанне, как когда–то в своем отце. В дорогом ее сердцу лице Иоанна она видела огромное сострадание, любовь, от него исходили убежденность и сила истинной веры. Такая же сила, какая была и у отца Хадассы. Сила, которой ей так недоставало.

— Что же тебя гнетет? — спросил Иоанн.