ФЕЛИКС КАНДЕЛЬ - ОЧЕРКИ ВРЕМЕН И СОБЫТИЙ ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКИХ ЕВРЕЕВ Том 1

Надо упомянуть еще про одну удивительную личность при дворе Петра I. Это был Ян д'Акоста, или как его звали в России - Лакоста, потомок евреев-маранов, бежавших из Португалии от преследований инквизиции. Лакоста познакомился в Европе с русским резидентом и вскоре поехал с ним в Россию. Это был веселый, находчивый и остроумный человек, и примерно в 1714 году Петр I назначил его на должность придворного шута. Его происхождение не было тайной, и при дворе его знали как "португальского жида Лакосту". Он превосходно знал Библию, и Петр 1 любил вести с ним богословские беседы. Современник вспоминал один случай: "Лакоста говорил, что в Святом писании сказано - "многие придут от востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом"; царь опровергал его и спрашивал, где это сказано? Тот отвечал - в Библии. Государь сам тотчас побежал за Библией и вскоре возвратился с огромною книгою, требуя, чтобы Лакоста отыскал ему это место; шут отозвался, что не знает, где именно находятся эти слова. "Все вздор, там этого нет", - отвечал государь." За усердную шутовскую службу царь пожаловал Лакосте титул "Самоедского короля" и подарил ему безлюдный остров Соммера в Финском заливе. Сохранились анекдоты, приписываемые Лакосте, и вот один из них. Однажды глупый придворный спросил Лакосту, почему он разыгрывает из себя дурака. "Конечно, по разным с вами причинам, - ответил шут. - Ибо у меня недостаток в деньгах, а у вас - недостаток в уме".

После смерти Петра I было решено выслать всех евреев из тех мест, где они жили оседло: из Малороссии, Смоленщины и недавно присоединенной Лифляндии - указом императрицы Екатерины I. Исполнение указа начали с Малороссии, изгоняли евреев-арендаторов, шинкарей и торговцев, но очень скоро там не оказалось нужных товаров, все вздорожало, и население стало роптать. И тогда специальным указом Петра II евреям позволили приезжать на ярмарки для оптовой торговли, а императрица Анна Иоанновна разрешила им и розничную торговлю в знак милости к местному христианскому населению, - но жить постоянно в России евреи уже не могли.

Вскоре однако выяснилось, что они продолжали жить оседло в тех краях. Последовало распоряжение Сената о немедленном их выселении, но исполнение было отсрочено из-за войны с Турцией, "чтобы через ту их высылку не воспоследовало какого шпионства". В 1739 году провели точную перепись евреев в Малороссии, и выяснилось, что там находились в ста тридцати дворах 292 мужчины и 281 женщина. Они жили "не своими домами" и не имели "никаких грунтов, заводов и других промыслов", а арендовали шинки для торговли напитками. Эту горсть евреев, из-за которых и возникла такая оживленная административно-законодательная деятельность, решили выслать по окончании войны с Турцией. Резолюция императрицы Анны Иоанновны гласила: "Вышеобъявленных жидов, по силе прежних указов, из Малой России выслать за границу".

На такое категорическое ее решение несомненно повлияло одно удивительное событие, память о котором сохранилась в русских архивах под названием: "Дело о сожжении отставного морского флота капитан-поручика Александра Возницына за отпадение в еврейскую веру и Вороха Лейбова за совращение его". Имя Бороха Лейбова встречается в русских документах еще в 1722 году. Смоленские мещане обратились тогда в Святейший Синод с жалобой на евреев, которые развращающе действуют на христиан, и упомянули в жалобе имя откупщика таможенных и питейных сборов богача Бороха Лейбова, который в селе Зверовичи под Смоленском устроил "жидовскую школу" (синагогу) возле церкви Николая Чудотворца, где "басурманскую свою веру отправляет", и до смерти избил священника того села Авраамия, который "чинил ему, жиду, всякие противности в строении школы". И хотя Борох Лейбов отрицал свою вину и утверждал, что священник умер от пьянства, а не от побоев, Синод приказал "противную христианской церкви жидовского учения школу разорить до основания", а "книги и протчее собрать и сжечь без остатку". Это было немедленно исполнено: молельню разрушили, книги сожгли, а через несколько лет после этого всех евреев села Зверовичи вместе с Борохом Лейбовым выслали из России - на основании указа Екатерины 1.

Но Борох продолжал приезжать в Россию по делам, встретился в Москве с отставным капитаном русского флота Александром Возницыным и "совратил" его. Решив принять иудейство, Возницын поехал в пограничное белорусское село Дубровно, где жил Борох Лейбов, и подвергся там обряду обрезания. В 1737 году его жена подала донос в московскую канцелярию Синода, в котором сообщила, что ее муж, "оставя святую православную веру, имеет веру жидовскую и субботствует, и никаких праздников не почитает… молитву имеет по жидовскому закону, оборотясь к стене… а дружбу он имел с жидом Борох Лейбовым…"

Как только донос был подан, дело сразу же приняли к рассмотрению. Занималась этим знаменитая канцелярия тайных розыскных дел, где Бороха Лейбова допрашивали без пыток, а Возницына подвергли мучительным истязаниям. Свидетели показали, что обвиняемый "лепешки пресные по жидовскому закону пек и ел; жидовский шабес держал; взяв курицу русскую, резал ее так, как видел у жидов, и ту курицу варил он, Возницын, в пятницу до захождения солнца, а в субботу ее ел". Выявились и другие факты, которые подтверждали его вину, но самым главным было обрезание. Сказано в протоколе допроса: "Об обрезании Возницын показал, что он не был обрезан, а тайный уд у него хоть и поврежден, но от бывшей у него прежде французской болезни, от которой лечил его и резал ему тот тайный уд лекарь, который уже умер". Но дворовые люди опровергли это его заявление. Они показали, что до отъезда в Польшу Возницын брал их с собой в баню, а после этого перестал, и что никакого повреждения они у него прежде не видели. После допроса под пыткой Возницын изменил свои показания и сообщил комиссии, что по пути в Польшу он ознобил указанное место, на что следователи довольно резонно отметили в протоколе допроса, что при самом жестоком морозе "подлежало быть озноблену какому иному члену, а наипаче лицу, рукам и ногам, а не тайному уду". Жена Возницына также показала, что до отъезда мужа в Польшу никакого повреждения у него не видела, а по приезде его из Польши - повреждение усмотрела.

Следствие по этому делу производилось с чрезвычайной быстротой по требованию императрицы Анны Иоанновны. И хотя Юстиц-коллегия настаивала на дополнительном расследовании, по указанию императрицы Сенат постановил предать виновных смертной казни, и Анна Иоанновна собственноручно начертала резолюцию: "Дабы далее сие богопротивное дело не продолжилось… обоих казнить смертию - сжечь". Экзекуцию провели на Адмиралтейском острове в Петербурге, возле нового Гостиного двора - 15 июля 1738 года. В специальном объявлении было указано, чтобы "всякого чина люди для смотрения той экзекуции сходились к тому месту означенного числа, по утру с восьмого часа". И в назначенный час отставной капитан-поручик Александр Возницын и Борох Лейбов были сожжены. После казни последовала резолюция императрицы, чтобы вдове Возницына была выделена часть из оставшегося после него имущества "и о прибавке ей, сверх того, ста душ за учиненный донос на мужа".