Начинающему христианину

Кончается пир в доме благого, милосердного отца. Затихают звуки ликования, расходятся званые гости. Вчерашний блудный сын выходит из чертога пира, еще полный сладостного чувства любви и всепрощения отца.

За дверями он встречается со стоящим вне старшим братом. В его взоре — осуждение, почти негодование.

Замерло сердце младшего брата; исчезла радость, заглохли звуки пира, пе-ред взором встало недавнее, тяжелое прошлое…

Что он может сказать брату своему в оправдание?

Разве его негодование не справедливо? Разве заслужил он этот пир, эту новую одежду, этот золотой перстень, эти поцелуи и прощение отца? Ведь еще недавно, совсем недавно…

И низко склоняется голова младшего брата перед суровым, осуждающим взором старшего: заныли, заболели еще совсем свежие раны души…

Со взором, просящим милосердия, блудный сын бросается на колени перед старшим братом.

„Брат… Прости меня… Не я устроил этот пир… И не просил я у отца этой новой одежды, и обуви, и этого перстня… Я даже не называл себя более сыном, я просил лишь принять меня в наемники… Твое осуждение меня справедливо, и нет мне оправдания. Но выслушай меня и ты, может быть, поймешь милосердие нашего отца…

Что прикрывает теперь эта новая одежда?

Вот, посмотри, следы этих страшных (душевных) ран. Ты видишь: на моем теле не было здорового места; здесь были сплошные язвы, пятна, гноящиеся раны (Ис. 1, 6).

Они сейчас закрыты и „смягчены елеем“ милосердия отца, но еще мучительно болят при прикосновении и, мне кажется, будут болеть всегда…

Они будут постоянно напоминать мне о том роковом дне, когда я с черствой душой, полной самомнения и горделивой уверенности в себе, порвал с отцом, потребовав свою часть имения, и ушел в ту ужасную страну безверия и греха…

Как счастлив ты, брат, что у тебя нет воспоминаний о ней, что не знаешь того смрада и тления, того зла и греха, которые царят там. Ты не испытал духовного голода и не познал вкуса тех рожков, которые в той стране надо красть у свиней.

Вот ты сохранил свои силы и здоровье. А у меня их уже нет… Только остатки их я принес обратно в дом отца. И это сейчас разрывает мое сердце.

Для кого я работал? Кому я служил?

А ведь все силы можно было бы отдать для служения отцу…

Ты видишь этот драгоценный перстень на моей грешной, уже слабой руке. Но что бы я не отдал за то, чтобы на этих руках не было следов той грязной работы, которую они выполняли в стране греха, за сознание, что они всегда работали только для отца…

Ах, брат! Ты всегда живешь во свете и не будешь никогда знать горечи тьмы. Ты не знаешь тех дел, которые там совершаются. Ты не встречался близко с теми, с кем там приходится иметь дело, ты не касался той грязи, которой не могут избежать живущие там.

Ты не знаешь, брат, горечи сожалений: на что ушли силы моей юности? Чему посвящены дни моей молодости? Кто вернет мне их? О, если бы жизнь можно было начать сначала!

Не завидуй же, брат, этой новой одежде милосердия отца, без нее были бы нестерпимы муки воспоминаний и бесплодных сожалений…

И тебе ли завидовать мне? Ведь ты богат богатством, которого, может быть, не замечаешь, и счастлив счастьем, которого, возможно, не чувствуешь. Ты ведь не знаешь, что такое невозвратимая утеря, сознание растраченного богатства и загубленных талантов. О, если бы все это было возможно вернуть и вновь принести отцу!

Но имение и таланты выдаются лишь один раз на всю жизнь, и сил уже не воротишь, а время ушло безвозвратно…

Не удивляйся же, брат, милосердию отца, его снисхождению к блудному сыну, его стремлению прикрыть жалкое рубище грешной души новой одеждой, его объятиям и поцелуям, оживляющим опустошенную грехом душу.

Сейчас пир окончен. Завтра я вновь приступлю к работе и буду трудиться в отчем доме рядом с тобой. Ты, как старший и беспорочный, будешь господствовать и руководить мною. Мне же подобает работа подначальная. Мне ее и надо. Эти опозоренные руки не заслуживают иной.

Эта новая одежда, эта обувь и этот перстень также снимутся до времени: в них неприлично будет исполнять мне черную работу.

Днем мы будем работать вместе, а затем ты можешь со спокойным сердцем и чистою совестью отдыхать и веселиться со своими друзьями. А я?..

Куда я уйду от моих воспоминаний, от сожалений о растраченном богатстве, загубленной юности, потерянных силах, рассыпанных талантах, запачканных одеждах, о вчерашнем оскорблении и отвержении отца, от мыслей об ушедших в вечность и навсегда утерянных возможностях?..“»

Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин. 6, 53).

Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь во Мне пребывает и Я в нем (Ин. 6, 56).

Этими словами Господь указал на совершенную необходимость для всех христиан участия в таинстве Евхаристии. Самое таинство было установлено Господом на Тайной вечери.

«…Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: „Приимите, ядите, сие есть Тело Мое“. И взял чашу и, благодарив, подал им и сказал: „ Пейте из нея все, ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление“ ».

(Мф. 26, 26–28).

Как учит Святая Церковь, христианин, принимая св. Причастие, таинственно соединяется с Христом, ибо в каждой частице раздробленного Агнца содержится Весь Христос.

Неизмеримо значение таинства Евхаристии, постижение которого превосходит наш разум.

Оно зажигает в нас Христову любовь, возносит к Богу сердце, зарождает в нем добродетели, сдерживает нападение на нас темной силы, дарует силу против искушений, оживляет душу и тело, исцеляет их, дает им силу, возвращает добродетели — восстанавливает в нас ту чистоту души, которая была у первородного Адама до грехопадения.

В размышлениях о Божественной литургии еп. Серафима Звездинского имеется описание видения одного старца-подвижника, ярко характеризующее значение для христианина Причащения Св. Таин. Подвижник видел «…огненное море, волны которого вздымались и бурлили, представляя из себя страшное зрелище. На противоположном берегу стоял прекрасный сад. Оттуда доносилось пение птиц, разливалось благоухание цветов.

Подвижник слышит голос: „ Перейди через это море“. Но перейти не было возможности. Долго стоял он в раздумье, как перейти, и слышит снова голос: „ Возьми два крыла, которые дала Божественная Евхаристия: одно крыло — Божественная Плоть Христова, второе крыло — Животворящая Кровь Его. Без них, как бы ни велик был подвиг, достигнуть Царствия Небесного нельзя“».

Как пишет о. Валентин Свенцицкий: «Евхаристия — это основа того реального единства, которое чаем во всеобщем Воскресении, ибо и в преосуществлении Даров и в нашем Причащении залог нашего спасения и Воскресения не только духовного, но и телесного».