Антоний Блум - Труды

Возможно, некоторые из нас не раз, оказавшись в ситуации порой острого конфликта, охватившего не только отношения людей, но и самую их жизнь, исчерпав все доводы и будучи не в состоянии восстановить мир, который Один только Бог может дать, уходили в свои глубины и взывали: «Господи, по-человечески я больше ничего не могу сделать, но как человек, как христианин я стою перед Тобой и призываю Тебя: приди, Господи! Приди, и пусть Твое присутствие принесет мир, принесет примирение, сокрушит всякое противление. Пусть Твое присутствие, как свет, которого тьма не может принять, но не может и заглушить, рассеет сколько-то эту тьму. Пусть Твое присутствие отгонит бесов, вступи явственно, даже если те, кто ощутит Твое присутствие, не смогут его опознать как таковое».

И тогда наша роль – просто быть тем, чье обращение с верой дает возможность Богу вступить в некую ситуацию. Не объективно присутствовать как Творец, как Судья, а войти как Спаситель, лично соприкоснуться в наших глубинах с тем, что самое в каждом из нас истинное, самое подлинно человеческое.

Предстательство действием и молитвенное предстательство неразделимо связаны: мы можем приносить молитву, потому что мы здесь, присутствуем. И, скажу еще, глядя на образ Христа воплощенного, Господа распятого, что молитва становится полноценной, полновесной, если мы готовы нести все последствия своего стояния до конца, добровольного и деятельного, которое составляет наше предстательство или подкрепляет нашу молитву.

Я хотел бы дать несколько примеров; может быть, они помогут понять еще некоторые моменты. Первый пример должен показать, что в нашем современном мире, в нашей конкретной человеческой ситуации слова апостола Павла о любви сохраняют всю свою ценность: даже если мы проливаем свою кровь, но не имеем любви, это сделано впустую (1 Кор 13:1-8). Главное в мученике – не кровь, а неизменная, не изменяющая любовь. Дело не в тиграх и львах. Многие люди погибали, растерзанные хищными зверьми, но только те, чья смерть была проявлением милосердной любви, то есть любви к Богу и любви к людям, погибли мучениками в основном смысле этого слова,, то есть свидетелями.

Вот первый пример. В 1923 году в Петрограде проповедует молодой священник. Его арестовывают за проповедь Евангелия, сажают в тюрьму, допрашивают, пытают, бьют, через несколько месяцев выпускают. Он попал туда молодым человеком, полным силы, жизни и энергии, он вышел из заключения седым, разбитым стариком. Близкие окружают его и спрашивают: «Что осталось от тебя после этих месяцев?» И он отвечает: «Страдание выжгло все. Осталось одно – любовь». И во имя этой любви, того единственного, чего не могло одолеть страдание, он продолжал проповедовать среди тех самых людей, которые его предали и выдали, и через какое-то время умер в лагере.

Вот пример, очень простой, человека, который захотел быть присутствием – присутствием, полным любви. И он не стал задаваться вопросами о том, какие последствия это присутствие, это предстательство может иметь для него, он был готов заплатить дорогой ценой за спасение других. Через его слово, его любовь другие пришли к жизни, он от этого умер. Не об этом ли так часто говорит апостол Павел: мы каждый день умираем (1 Кор 15:31)?

Другой пример, уже не из русского опыта, а из опыта нацистских концентрационных лагерей. Об этом сообщалось вскоре после войны в немецкой газете. После ликвидации одного из лагерей американскими войсками там в бараке нашли кусок оберточной бумаги, на которой была записана молитва; я вам передам сущность ее. Там говорилось: «Господи, когда Ты придешь во славе, вспомни не только людей доброй воли, вспомни и людей злой воли. Но вспомни тогда не их жестокость, насилие, грубость. Вспомни плоды, которые мы принесли благодаря тому, что творили они. Вспомни терпение одних, мужество других, чувство товарищества, смирение, величие духа, верность, которую они пробудили в нас. И пусть, Господи, плоды, которые мы принесли, послужат когда-то их искуплению» {337} .

Это слова немецкого еврея, который был заключенным этого лагеря и там погиб. Он принес то свидетельство, которое, согласно этимологии, следовало бы назвать пред стательством. Разумеется, он не по собственному выбору попал в лагерь. Но в тот момент, когда Бог, провидение его туда послало, он выбрал быть свидетелем Божиим, быть спасительным присутствием, потому что, по словам Жана Даниелу, невинная жертва получает поистине божественную власть прощать.

Еще пример. Федор Тимофеевич Пьянов, человек, который оказал некоторое влияние на мое видение вещей, когда я был молод, во время оккупации был отправлен в концентрационный лагерь за участие в Сопротивлении. Он вернулся оттуда спустя четыре года. При встрече я поставил ему вопрос: «Что вы вынесли из лагеря?» И он ответил: «Тревогу». – «Неужели вы хотите сказать, что потеряли веру?!» – «Нет, но пока я был в концентрационном лагере, пока я сам был предметом жестокости, я мог в любую минуту по образу Господа и в Его имя простить. Я мог сказать: „Прости им, Господи, они не знают, что делают!“ И поскольку я на себе испытывал их жестокое обращение, я был уверен, что Бог принимает мою молитву за них. Теперь я больше не страдаю. Но они-то ведь когда-то станут перед Судом Божьим. Они не представляют, что их ждет. А я? Как мне теперь доказать Богу искренность моей молитвы за них, когда я свободен от всякого страдания?» Вот еще пример ответственного предстательства, выразившегося в молитве.

И наконец, вот поступок, который сам является молитвой, никак специально не сформулированной. Одновременно с человеком, о котором я только что говорил, русская монахиня, мать Мария Скобцова, была арестована и увезена в концентрационный лагерь. Она оказалась в Равенсбрюке с женщинами, приговоренными к уничтожению. Одна из них билась в отчаянии. Она была молодая, уже истощенная, умирающая – и, однако, не хотела умирать. И тогда мать Мария, которая на протяжении всех этих лагерных лет говорила соузницам о том, что верит в вечную жизнь, что смерть – не последнее слово, ей можно смотреть в лицо, что смерть – дверь, открывающаяся на вечность, сказала этой молодой женщине: «Не бойся! Я тебе докажу, что смерти нечего бояться – я пойду с тобой на смерть». И свободной волей она пошла в газовую камеру с группой этих осужденных женщин. «Свободной волей» в том смысле, что она не была включена в эту группу, но пошла вместе с этой молодой женщиной, которая перестала рыдать и успокоилась на основании уверенности, которую воплощала мать Мария.

Вот поступок. Вот свидетельство. Но это также деятельное предстательство в самом сильном смысле слова. И, несомненно, эта монахиня, которая отдавала свою жизнь после сложного и трагического жизненного пути, посвященного служению Единому Богу и служению людям, молилась на этом последнем пути. Она молилась, когда им приказали снять одежду, когда рядом с этой девушкой ждала смерть, куда та входила вместе с ней, рука об руку, в мире, который Господь ей ниспослал благодаря матери Марии.