Сергий Булгаков - Автобиографические заметки

1 Слободка за рекой называется Засосна.

2 С слободкой Заливенкой.

1 Во время жительства в Крыму под большевиками в 1918—19 гг. я написал толстую тетрадь с повестью о своей жизни, примерно в течение 30 лет. При моей высылке я ее оставил, казалось, в надежные руки, но во время очередной паники перед обыском тетрадь была зарыта в землю и — погибла. Ее содержание невосстановимо, — ни в памяти, ни в душе, как н е восстановима и запись о моем духовном умирании пред рукоположением, а об этом я жалею больше, чем о жизнеописании. И это была — смерть первая и воскресение первое, за ними последовала теперь смерть вторая и воскресение второе. (См. запись 1942 года: «Мое рукоположение».

1 Вспоминаю следующий символический жест: 18 октября 1905 г. в Киеве я вышел из Политехникума с толпой студентов праздновать торжество свободы, имея в петлице красную тряпицу, как и многие, но, увидав и почувствовав происходящее, я бросил ее в отхожее место. И мне открылось Евангелие со следующим текстом в ответ на мое немое вопрошание: «сей род изгоняется молитвой и постом».

1 Думаю, что моя внешняя судьба здесь аналогична судьбам также семинаристов Добролюбова и Чернышевского.

1 На путях Промысла Божия эти времена и сроки человеческой жизни имеют, очевидно, свою таинственную предустановленность. Мой beau‑pere Н. П. Водовозов умер от чахотки 25–ти лет, в расцвете интеллигентской гордыни и нигилизма. Значит ли это, что ему уже нечего бьшо изживать на земле и он отозван был для того в иные сферы?

1 Свою жизнь до 30–летнего возраста я в 1918 г. описал для детей в толстой тетради, в Крыму безвозвратно погибшей в земле во время одной из очередных паник, уже после моей высылки из России (1922–1923).

1 «Und Bulgakoff ist fromm geworden» передавали мне изумленное восклицание Kautsky, одного из вождей германской социал–демократии (это можно по смыслу передать так: «Булгаков обыдиотел!»).

1 Незадолго до этого, в рождественские праздники, Святейший Патриарх меня понудил (еще мирянина), составить текст первого его послания, возвещающего об его вступлении на Патриарший Престол, что я и исполнил (читано бьшо в храмах на Крещение).

1При этом упомяну и о такой смешной и характерной подробно

сти всего этого события. Когда я в субботу (канун дня Троицы, на

значенного для моего рукоположения) пришел в Московскую кон

систорию выправлять свое ставленническое дело, в нем оказалось от

сутствующим письменное удостоверение относительной моей жены,

что она православного исповедания и венчана со мной первым бра

ком. Хотя я, будучи не только членом церковного собора, но и из

бранного им Высшего Церковного Совета, об этом заверял секретаря

консистории, этого оказалось недостаточно, необходима была соот

ветственная бумага. Когда же он обратился за этим в канцелярию

Свящ. Собора, то оказалось, что оттуда ее нельзя было получить. Ка

ково же было мое волнение, когда я понял, что все для меня висит в

воздухе из‑за этого канцелярского формализма, ничто здесь не может

помочь и даже некуда обратиться, потому что сам Патриарх, если

только и он мог здесь справиться с неумолимостью канцелярий, был

уже в отъезде (в Петербург). А между тем день склонялся уже ко вто

рой половине, все было условлено и решено (даже вплоть до газетных

заметок о предстоящем рукоположении, которые намеренно были

отложены до утра самого Троицына дня). И вот, в последнюю минуту

меня осенила спасительная мысль обратиться к секретарю канцеля

рии Московского Коммерческого института, где я был профессо

ром, за выдачей такого удостоверения. Отправил спешного гонца, и,

беспрепятственно выданное свидетельство удовлетворило консисто

рию и, тем самым, моя карма политической экономии открыла мне

врата Данилова монастыря. Я испытал чувство совершившегося надо

мной чуда милости Божией.

2Много дружеской заботы и ласки было проявлено к тому, что

бы меня одеть в «духовное», тогда это по–своему было не менее труд

но, как и теперь. Бог помог мне с тех дней всегда сохранять «духов

ный» облик, хотя были времена, когда от меня требовали ему измены

под угрозой опасности смертной.

1 Последний, зато и самый ответственный случай такого самосвидетельства я имею, выпуская теперь свой III том трактата о Бого–человечестве.

1 Я вспоминаю из детства и юности, как Страстная и Пасха являлись для нас настоящими только на родине, Ливенскими, перенести же их в Москву, в столичную обстановку, с трамваями и пр., было уже неуютно и трудно.

1 Я не знаю, выдержало ли бы такое гонение более централизо

ванное католичество, если бы и его постигло такое же гонение.

2Только первый из них бьш мной однажды прочитан в Праге, ко

всеобщему недоумению. Он так и остался ненапечатан, но тогда и я

сам уже освободился от своего обольщения.

1 Богословские следы этой внутренней борьбы можно видеть в моих очерках: «Петр и Иоанн, два первоапостола», и «О Ватиканском догмате». Полемический характер обоих дал мне репутацию католи–коеда, которым я отнюдь не являюсь.

1 Настоящий отрывок заимствован нами из книги «Свет Невечерний», Москва, 1917 (с. 7—10), в которой он помещен (мелким шрифтом), как конкретный пример «пережитой в личном опыте встречи с Божеством», каковая является «единственным источником религии». «Религия зарождается в переживании Бога… и как бы ни кичилась мудрость века сего, бессильная понять религию за отсутствием нужного опыта, за религиозной своей бездарностью и умертвением, те, которые однажды узрели Бога в сердце своем, обладают совершенно достоверным знанием о Нем» (там же, с. 10). — Примеч. ред.

1«Свет Невечерний», с. 12—14.

Смерть сына Ивашечки (родился 25 дек. 1905 г., умер 27 авг. 1909 г.), была пережита о. Сергием не только как личное горе, но и как религиозное откровение. Об этом он помнил всю жизнь. Снимок с Ивашечки на смертном одре всегда украшал его комнату, а 14 января 1923 г., в день своей серебряной свадьбы, он делает на случайной гравюре (с видом Константинополя) следующую надпись: Олеиз, 14 января, 1898. Константинополь, 14 января 1923.

Благодарни суще недостойные рабы Твои Господи, о Твоих великих благодеяниях на нас бывших, славим Тя, хвалим, благословим, поем и величаем.

Иоанн

Сергий — Елена

Мария — Феодор — Сергий

Булгаковы — Токмакова