Фредерик Фаррар - Жизнь Исуса Христа

Почему же однако эти два галилейские юноши, Иоанн, пылкий и восторженный, и Петр, быстрый в своих привязанностях, но робкий в решениях, с первого же взгляда, с первого слова бросились к ногам Иисуса? По виду или по вдохновению узнали они в назаретском плотнике предсказанного пророками Мессию, Сына Божия и Спасителя мира?

Нет сомнения, что они догадались отчасти из Его слов, отчасти из свидетельств о Нем Иоанна Крестителя, а отчасти и по Его виду. Предания об этом последнем предмете весьма различны, и мы считаем нелишним на них остановиться.

Кто изучал средневековые изображения Спасителя, должен был заметить, что некоторые из них, особенно в требниках, были лишены всякого благообразия; напротив того, другие представляли самый высокий идеал красоты человеческой. Откуда же происходило это противоречение?

Из объяснений пророчеств, в которых старались отыскать не только описание жизни, но и наружности Мессии.

Древняя церковь, привыкши видеть, что языческая скульптура старалась довести до совершенства изображения богов и богинь Олимпа и опасаясь внести в свои пределы роковую испорченность чувственного развращения, находила, по-видимому, удовольствие уничтожать уважение к красоте лица. Идеал наружного вида Спасителя она извлекала из описаний пророка Исаии [126] Исаии 52, 14. 53, 4. , представлявшего Его таким, что многие изумятся, смотря на Него, столько был обезображен паче всякого человека лик Его и вид Его паче сынов человеческих; и мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Она извлекала его из псалма Давидова: Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение народе; Я пролился, как вода; все кости мои разсыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. Сила моя изсохла, как черепок; язык мой прильпнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной [127] Псал. 21, 7. 15–16. . Красота Его, говорит Климент Александрийский [128] Clim. Slrom. 2. 440; Paid. 3. 1,5. , была в Его душе и действиях, а наружность Его была принижена. Св. мученик Иустин [129] Just. Mart. с. Tryph. 14–56. описывает Его не имеющим ни красоты, ни славы, ни вид внушающего уважение. Телом, говорит Ориген [130] Orig. c. Cels. 6. 75. Он был мал, нехорошо сложен и не благороден. Тертуллиан [131] Tertul. de Cor. Christ. 9. пишет, что тело Его не имело красоты человеческой, еще менее небесного блеска. Подобные безобразные выводы дошли до ужасных крайностей.

Напротив того другие, будучи поражены такими возмущающими душу мыслями, представляли в чертах Иисуса отражение дивной красоты Давида, Его великого предка, а блаженный Иероним и Августин предпочитали применять к Нему слова Псалма 64. 2, 3: Ты прекраснее сынов человеческих; благодать излилась из уст Твоих; препояшь себя по бедру мечем Твоим, Сильный, славою Твоею и красотою Твоею. Естественно, что за отсутствием положительных указаний, этот взгляд встреть сильнейшее сочувствие и был осуществлен в величайших произведениях Фра Анджелико, Микель Анджело, Леонардо да Винчи, Рафаэля и Тициана.

Независимо от преданий, мы с почтительным убеждением веруем, что не было ничего неприятного, а напротив, как утверждает блаженный Иероним, «сияло нечто небесное» в земном виде Спасителя, которым облечено было вечное Божество и бесконечная святость. Безукоризненная совесть, дух мира чистейшая жизнь не могли не отражаться в чертах лица Сына человеческого.

О ком Иоанн свидетельствовал как о Мессии; за кем народ с радостью признавал право на царство; кого Иерусалим приветствовал торжественно, называя сыном Давидовым; кому женщины служили с таким глубоким уважением; чей образ, виденный во сне женой римского прокуратора, вдохнул в эту гордую римлянку благоговейную заботливость; чье одно слово заставило Филиппа и Матфея бросить все и последовать на Ним; чей один взор довел до раскаянья сердце Петра; в чьем присутствии одержимые злым духом трепетали от страха и успокаивались; пред кем в минуты слабости Его немощной плоти, после предания и измены ученика, самые заклятые враги Его задрожали и пали ниц, несмотря на их бешеный гнев, — Тот не мог не иметь величественного вида пророка и первосвященника. Все события Его жизни убеждают, что в лице и во взорах Иисуса выражались сила, терпение, достоинство и влияние, которое привлекало к Нему все окружающее. «Конечно, — говорит блаженный Иероним, — огненное пламя и небесная светлость блистали в Его очах и величие Божией славы сияло на лице Его».

Третий день по возвращении из пустыни проведен был Иисусом, по-видимому, в разговорах с новыми учениками, а на четвертый Он восхотел идти в Галилею [132] Иоан. 1,43. и во время путешествия встретился с другим молодым рыболовом, Филиппом из Вифсаиды, которому было тогда около тридцати лет. Это единственный апостол, у которого было греческое имя. Имя Андрей точно также греческое, но у него было и еврейское — Дидим (близнец), а у Филиппа другого имени не было, по крайней мере нам неизвестно. Легко может статься, что это имя было дано ему вследствие распространенного обычая называть детей по именам царствующих особ, а может быть и то, что оно указывало на родство с эллинским населением, жившим в смешении с галилеянами на берегах Геннисаретского озера. Это могло быть поводом к тому, что к св. Филиппу, прежде чем к кому-либо из апостолов, обратились греки, которые в последнюю неделю земной жизни Господа желали видеть Его. Одного слова иди за мною! было достаточно для того, чтобы благородный, простосердечный рыболов привязался к Иисусу до конца своей жизни.

На следующий день к этому священному и счастливому обществу присоединился пятый неофит. Торопясь сообщить свое открытие, Филипп отыскал своего друга Нафанаила. Так как Варфоломей, или Вар Фолмаи, означает «сын Фолмаи», следовательно, только имя по отцу; имя Нафанаила из Каны Галилейской между учениками Иисуса Христа встречается только еще один раз в Евангелии от Иоанна [133] Иоан. 21,2. , а о призвании собственно Варфоломея в апостолы нет никакого рассказа, то Нафанаила и принимают за апостола Варфоломея. Разобщение со всем миром Иисусовой жизни было до сего времени так велико, что Нафанаил, знавший Филиппа, не знал ничего о Христе. Простой разум Филиппа находил, по-видимому, удовольствие в противопоставлении величия призвания Иисуса с неважностью Его происхождения: мы нашли Того, о котором писали Моисей в законе и пророки , не принца из рода Иродова, не князя Асмонея, не светильник из школ Гиллела и Шаммая, не востороженного юношу из пооедоватслец Иуды из Гамалы, нет!.. Иисуса, сына Иосифова, из Назарета [134] Иоан. 1, 45–49. .