Андрей Десницкий - Люди и фразы (сборник)

То же самое касается и всех остальных сторон жизни: стоит хотя бы сократить время, которое тратится ежедневно на просмотр пустых телесериалов, компьютерные игры, сидение в Интернете, телефонный трёп ни о чем, — и окажется, что в мире есть столько прекрасных и полузабытых вещей, до которых мы как-то не успевали добраться. Погулять в весеннем лесу с ребенком, разобрать семейные фотографии, да хотя бы смазать давно скрипящую дверь, наконец.

Тысячу раз правы те, кто говорит, что нельзя лезть в постель к супругам с аскетическими советами. Но выскажу только одно небольшое наблюдение: иногда интимные отношения в браке приедаются, лишаются остроты, и тут очень кстати может оказаться, например, командировка: после разлуки все переживается по-новому. Не всем и не всегда, но кому-то и такое воздержание по взаимному согласию может оказаться полезным, если не делать его самоценным.

Особенно актуальным становится пост во время глобального экономического кризиса. У него много причин, но одна из них стала вполне очевидной: людская неумеренность. Невозможно было остановить бесконечный праздник потребления, отказаться от не слишком нужных, но приятных и престижных покупок, — разумеется, в кредит, который будет отдан когда-нибудь и как-нибудь, ведь цены на нефть и наши зарплаты могут теперь только расти, пусть и не так быстро, как наши аппетиты. И похоже, что в большом бизнесе, да и в большой политике действовала примерно та же логика, только ставки были неизмеримо выше. Человечество понимает, что ресурсы планеты небезграничны, что безудержный рост потребления только углубляет разрыв между теми, кто страдает от ожирения, и теми, кто умирает от голода, но остановиться просто не может.

Так вот пост — это упражнение в самоограничении. Это способ понять, что твое счастье не зависит от количества съеденного и его состава, от «крутости» твоего мобильника или загородного дома, от наличия развлекательной программы в режиме «нон-стоп». Огурцы вместо котлет — всего лишь проверенная временем форма поста, но для православных она никогда не была абсолютным требованием. Кстати, сегодня все чаще можно услышать, что простые молочные продукты вроде кефира на самом деле куда более постные, чем «черепокожие» вроде креветок и омаров или даже изысканные блюда из спаржи и манго, и я, ничего не утверждая, склонен согласиться, что так оно и есть. Но в любом случае дело не в меню, а в настрое.

Наверное, многие нецерковные люди подсознательно чувствуют это и потому хотя бы немного ограничивают себя во время поста. Пусть моя собственная воля стеснит мои «хотелки», заставит отказаться от того, без чего можно обойтись, иначе моя жадность заставит меня жить в мире, где мне вечно чего-то не хватает. И освободившееся от «хотелок» место может занять Тот, Кто стучится в наши сердца, но Ему так часто не находится места на бесконечном празднике потребления — как не хватило в свое время Ему места в вифлеемской гостинице.

Сколько раз мы слышали эти великие пасхальные слова святителя Иоанна Златоуста, и мы не перестаем им радоваться и удивляться: «…богатые и бедные, ликуйте друг с другом; воздержники и нерадивые, почтите сей день; постившиеся и непостившиеся, возвеселитесь ныне! Трапеза преизобильна — насладитесь все; Телец упитанный — пусть никто не уйдет голодным. Все насладитесь пиршеством веры, все воспользуйтесь богатством благости! Пусть никто не рыдает об убожестве — ибо явилось общее Царство; пусть никто не оплакивает прегрешений, ибо прощение воссияло из гроба; пусть никто не боится смерти, ибо освободила нас смерть Спасителя — угасил ее Тот, Кого она удерживала».

Да, здесь, как и во всех без исключения пасхальных песнопениях, — безграничное ликование о воскресшем Христе. Скажем ли мы о том лучше Златоуста? Нет, конечно. Но есть в пасхальном богослужении, во всем строе нашей Пасхи и еще одна очень важная сторона, которую не всегда замечают люди: это приглашение к единству.

Причем — к евхаристическому единству. Да, слова насчет упитанного тельца понимаются порой в том духе, что вот можно наконец наесться мясом до отвала, но на самом деле это, конечно, приглашение к Трапезе Господней, к причастию. Пламенные слова Иоанна Златоуста приходят в резкое противоречие с нашей обычной практикой: как это так — «все насладитесь»? А как же с подготовкой к причастию? Как с исповедью? А что, если человек вообще не был в храме весь год, зашел случайно, ничего не понимает, да и вообще, может быть, не крещен? Как же такому не рыдать об убожестве, не оплакивать прегрешений?

Вот почему не так уж давно был распространен обычай вообще не причащать на Пасху — мол, для причастия есть Великий четверг, а до того был целый пост, и если нет возможности устроить исповедь на пасхальной службе (а ведь и устраивают, и как только это получается, говорить о грехах под ликующее «Христос воскресе»?), — лучше и вовсе никого не причащать или причащать избранный круг, кого священник хорошо знает лично. Вот так сугубое наше благоговение приводило к тому, что слова Златоуста торжественно возглашались с амвона… и делалось все ровно наоборот.

А с другой стороны, как так взять и причастить всех? Я видел, как однажды в очередь к Чаше в пасхальную ночь встал парень прямо с недопитой бутылкой колы в руке (его не причастили, заметив бутылку, — а если бы он ее успел допить и выбросить?). Видел, как в другой раз от Чаши отходил причастившийся милиционер с очень напряженным лицом, из тех, что дежурили возле храма, и, подойдя к своим товарищам, сообщил им: «Там имя спрашивают… так я на всякий случай чужое назвал!» Как вот таких — и причащать? А с другой стороны, как установить у Чаши обычный наш барьер — «готовился ли, когда исповедовался»?

На Пасху 2009 года Святейший Патриарх благословил духовенство Москвы причащать народ без индивидуальной исповеди, оставляя вопрос о степени готовности на личной совести каждого. Правда, не все воспользовались этой возможностью, но важно, что она была дана, хотя бы для того, чтобы вспомнить: Пасха — главный праздник ликующей Церкви, единой многоликой общины, где никто не достоин участвовать в Трапезе, но все на нее приглашены.

Вообще-то мы все большие индивидуалисты. Так уж устроено наше общество, постиндустриальное, постсоветское, постхристианское, пост-какое-там-еще… Былой общинный уклад, когда все соседи знали друг друга, остался в прошлом (правда, когда мы жили в хрущевке, куда переселили жителей деревни, стоявшей на месте этой хрущевки, бабушка-соседка непременно угощала нас пирожками каждый раз, как их пекла, но это редчайшее исключение). Советский коллективизм, с его партсобраниями и проработками на месткоме, тоже остался в прошлом, и слава Богу. Ну а западная размеренность быта, когда все действия регулируются законами и обычаями и каждый человек занимает четко определенное место в социуме, нам тоже пока неизвестна, и не факт, что когда-нибудь мы к ней придем.