Александр Ткаченко - Бабочка в ладони

Никого не укоряй, ибо не знаешь, что случится с самим тобою. …Изреки слово утешения душе нерадивой, и Господь подкрепит сердце твое.

Однажды братия спросили преподобного Пимена Великого: «Авва, следует ли, видя согрешение брата, умолчать и покрыть грех его?» — «Следует, — отвечал преподобный Пимен. — Если покроешь грех брата, то и Бог покроет твой грех».

— Но какой же ответ ты дашь Богу, что, увидев согрешающего, не обличил его? — снова спросили у него. Он отвечал: «Я скажу: «Господи! Ты повелел прежде вынуть бревно из своего глаза, а потом извлекать сучок из глаза брата — я исполнил повеление Твое».

И если в вопросе обличения грешников мы не пожелаем уподобляться Пимену Великому, то с большой степенью вероятности рискуем уподобиться Михаилу Самюэлевичу Паниковскому, который, обличая бухгалтера Берлагу, тихо радовался тому, что на свете есть личности еще более жалкие и ничтожные, чем он сам.

Когда душевнобольной человек на выставке облил кислотой и изрезал ножом полотно Рембрандта, никому не пришло в голову усомниться в художественных достоинствах изуродованной картины. Все понимали, что даже в таком, поврежденном виде, она все равно остается выдающимся творением великого художника. Поэтому ее не выбросили на свалку, а бережно отреставрировали, стараясь сохранить уцелевшие фрагменты и восстановить уничтоженные. Такое трепетное отношение к произведению искусства понятно даже неспециалисту и не требует особых комментариев.

Но ведь точно так же и любой человек является выдающимся творением Божиим, хотя и поврежденным грехом и дьяволом, но все же — прекрасным и чистым в своей основе. И даже тот факт, что человек сам калечит себя собственными грехами, не может служить основанием для его осуждения. Можно ли осуждать безногого инвалида за его увечье, даже если совершенно точно знаешь, что ноги он отморозил спьяну? Наверное, можно, но только в том случае, если у самого осуждающего отморожено сердце.

Преподобный Иоанн Лествичник писал: «Если бы ты увидел кого-либо согрешающего даже при самом исходе души из тела, то и тогда не осуждай его; ибо суд Божий неизвестен людям. Некоторые явно впадали в великие согрешения, но большие добродетели совершали втайне; и те, которые любили осмеивать их, обманулись, гоняясь за дымом и не видя солнца».

К сожалению, в мире очень много зла. Поэтому гоняться за дымом чужих грехов можно всю жизнь, но ведь совсем не для этого она была нам дана.

В сказке французского летчика Антуана Экзюпери одинокий король говорит Маленькому Принцу удивительные слова: «…суди сам себя. Это самое трудное. Себя судить куда труднее, чем других. Если ты сумеешь правильно судить себя, значит, ты поистине мудр». Христианство призывает людей именно к такой мудрости — научиться осуждать лишь собственные грехи, оставляя чужие ошибки и несовершенства праведному и милосердному суду Божию.

Письмо в редакцию: Господь говорил, что есть заповедь — возлюби Господа и ближнего как самого себя. А если человек не умеет любить ни ближних, ни себя, ну нет у него такого опыта, если он вырос во враждебной среде, среди ненависти и корысти?… Не было такого опыта в родной семье, где все друг друга ненавидели или использовали, не было его и потом, (так сложилось, долго рассказывать)… Как же этому научиться? И возможно ли научиться любить, если не понимаешь, что это означает? Как заповедь эту исполнить, если этот глагол ни о чём не говорит…

Как это ни печально признавать, но неспособность любить является общим диагнозом для всего человечества. Чтобы убедиться в этом, совсем необязательно заглядывать в душу всем и каждому. Даже самый поверхностный взгляд на историю любого народа, да и на мировую историю в целом, приводит к неутешительному выводу: люди гораздо более склонны обижать и мучить друг друга, чем — любить. Войны, революции, кровавые междоусобицы, убийства, насилие… На этом историческом фоне сам разговор о любви к ближнему может показаться лишь некой возвышенной идеей, так и не осуществленной на практике.

Но не одна только история дает повод к подобному пессимизму.

Литература также представляет нам целый ряд героев, чья неспособность любить является их главной художественной характеристикой.

Тут и молодой повеса Евгений Онегин, с холодной легкостью отвергший искреннее и чистое чувство провинциальной девушки, а после — невесть с чего вдруг застреливший своего лучшего друга. Тут и отважный Григорий Александрович Печорин, с помощью нехитрой, но подлой интриги похитивший несчастную черкесскую княжну, которая надоела ему спустя четыре месяца и вынуждена была своей жизнью заплатить за романтические забавы скучающего искателя приключений.

Но если отсутствие способности к любви у этих двух героев русской литературы еще можно как-то попытаться объяснить схожестью их характеров и общей наклонностью к скуке, то третий персонаж, которого хотелось бы упомянуть в этой связи, напрочь вываливается из подобного объяснения.

Жизнерадостный прохиндей Остап Бендер — кипучий, деятельный и совсем несклонный к самокопанию, как это ни странно, в отношениях с женщинами с точностью повторяет «подвиги» своих литературных предшественников, упомянутых выше. Сначала, подобно Печорину (влюбившему в себя Мери, а затем, бросившему ее), Великий Комбинатор позорно убегает от полюбившей его дочери старого ребусника, а после, (как и прозревший к концу романа Онегин), безуспешно пытается напомнить оставленной им девушке о ее былой любви.

Два самых известных литературных меланхолика и веселый жулик оказались удивительно похожи в своей неспособности любить. В чем же тут дело? Почему столь разные типы людей в важнейшей сфере своего бытия оказываются так одинаково и фатально несостоятельными?

Рассуждать об этом с различных точек зрения можно довольно долго. Однако если обратиться к христианству, ответ на такой вопрос найти совсем несложно.

В Евангелии Христос ясно говорит, что потеря любви является прямым следствием уклонения человека от исполнения заповедей Божиих: …по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф 24:12). Здесь очень важно уточнить, что само слово «беззаконие» в отношении заповедей имеет не юридический смысл по принципу: ты нарушил закон, Бог тебя за это накажет. Христианство говорит совсем о другом, духовном законе, который правильнее было бы сопоставить с законами физики, химии, биологии и любой другой естественной науки. Ведь если человек нарушая законы собственного естества попытается сесть на раскаленную плиту, лизать железо на морозе или пить серную кислоту, то вряд ли кому-либо придет в голову назвать печальные, но вполне естественные последствия такого беззакония — наказанием Божиим. То же самое происходит, когда человек пренебрегает духовными законами своего бытия. В сущности, все заповеди Евангелия как раз и являются такими законами, в которых даны вовсе не какие-то формальные и внешние по отношению к человеку требования. Нет, в заповедях Господь лишь открывает нам принципы здорового существования нашей духовной природы, некую норму человечности, при соблюдении которой человек не будет вредить собственному естеству. Ну, в самом деле, разве вызовет у кого-то протест утверждение о том, например, что зависть или обида наносят вред, прежде всего — самому человеку? Или, что гневливый человек сам себе укорачивает жизнь? Да любая, даже самая далекая от христианства психологическая школа безоговорочно подтвердит сегодня истинность этих мыслей! Слова «грех» и «беззаконие» в Евангелии означают нарушение принципов нормального человеческого существования, которое неизбежно влечет за собой страдание, разрушение, смерть.