Валерий Сергеев - Андрей Рублев

Старый художник окружен в те годы особым почетом. К тому времени он стал «соборным старцем» — одним из нескольких наиболее уважаемых иноков, которые совместно с игуменом управляли обителью, составляли при нем совет. Андрей опытен и мудр, его дар и великое мастерство художника внушают тем большее почтение, что голову его украшают седины. Пахомий пишет о старце «именем Андрее, всех превосходящем в премудрости… и седины честны имеющем…».

Началось строительство собора. Начинали солнечными весенними днями, как только обсохнет обнажившаяся из-под снежных покровов земля, зазеленеет на припеках трава, зацветут золотистым своим цветом первые цветы мать-и-мачехи. Возили тесаные брусы белого камня подводами или по реке — от Мячкова вверх по течению до устья Яузы. А там рукой подать, меньше версты до монастырской пристаньки под крутым прибрежным холмом. Месили мастера-каменщики крутой замес связующего, размерял зодчий, какой меры быть храму. Возводили под церковь из крупных белокаменных обтесанных глыб высокую подошву. А летом с каждым днем приметно: понемногу, но постоянно растет собор. Вот возвышается он уже над малыми кельями, виден становится из-за деревянной монастырской ограды.

Возводили к местам будущих трех входов каменные ступени с юга, запада и севера. С востока росли уже три полукруглых алтарных выступа — средний, широкий да высокий, а боковые много поуже и пониже. И стены с каждой из трех сторон имели тройственное деление. В средней части оставлялось место для входа. Выкладывались высоко над входами по одному окну, в боковых же узких и низких частях и окна устраивались много ниже. Вытесывали из белого камня украшения входов в виде вставленных одна в другую килевидных арок. А внутри поднимались вверх, росли в будущее подкупольное пространство четыре стройных столпа. Сводили, где округло, а где килевидно перекрытия, подбирались на растущих стенах к той суженной горловине, откуда выкладывали легкий верх — барабан с проемами для окон, перекрытый, как шлемом, главой.

А когда сняли леса, искушенные и не искушенные в делах художества диву дались. Вся церковь легко устремилась ввысь, к небу, как языки ровного пламени, только ослепительно белого. И внутри гудящее, готовое принять первое пение пространство, ровно освещенное светом из небольших, но точно распределенных окон, также набирало высоту, поднималось к залитой солнцем вершине. Потом покрывали снаружи главу и многоступенчатые своды лемехом — тонко тесанными небольшими дощечками, густо прокрашенными темно-зеленой краской — ярью медяной. Выкладывали ее так, что каждая досочка была частично перекрыта положенной сверху, и все покрытие напоминало молодую еловую шишку. Белое это здание с зелеными покрытиями было видно от самого города. Если смотреть от кремлевских Фроловских ворот, то прямо на восток за поймой Москвы-реки, верстах в трех отсюда, на крутояре левого берега Яузы высится, цветет оно, подсвечиваемое золотым пламенем восходящего солнца.

Окончание работ и освящение храма в обычае было приурочить, если не мешали какие-либо нежданные обстоятельства, ко дню храмового праздника. Наверное, и здесь, в Андроникове, это торжество пришлось на 16 августа — день Нерукотворного Спасова образа, которому посвящены были монастырь и его собор.

Августовским прохладным утром собрались вокруг готовой постройки строители в белых праздничных рубахах, иноки в темно-синих и коричневых мантиях, пришлый окрестный люд из слобод и из самого города. Впереди, рядом с игуменом — почетные соборные старцы. Среди них Андрей, Даниил и зодчий, неведомый нам теперь по имени, — мастер дружины каменщиков.

Есть предположение, возникшее уже в наши дни, что им мог быть андрониковский инок, а впоследствии игумен Ефрем, в миру Ермола — родоначальник династии зодчих XV века Ермолиных. Это предположение основано на миниатюрах, правда довольно поздних, где Ефрем изображен рядом с Рублевым в сценах постройки собора. Существует также гипотеза, выдвинутая архитектором П. Н. Максимовым, о том, что в архитектурном замысле собора принял участие и сам Андрей. Правда, документальные основания ее не только шатки, но и неточны. Анализируя текст Пахомия о том, что игумен Александр и другой старец именем Андрей «создаста во обители церковь камену зело красну», автор гипотезы делает вывод о творческом вкладе Рублева в планировку храма, его художественный облик. Однако форма «создаста» — утраченное в современном языке двойственное число от слова «создать». Значит, если речь идет об архитектуре, одним из авторов — зодчих собора должен считаться игумен Александр, на что не имеется никаких данных. Пахомий имел в виду идею построить храм и, возможно, денежный вклад на оплату строительных расходов. Как бы то ни было, собор был творением незаурядного, одаренного зодчего, который работал рядом с крупными художниками. В своих поисках архитектурной гармонии он мог испытывать их влияние.

Может быть, к этому торжеству Андрей написал снаружи собора, в арке над западным входом изображение Нерукотворного Спаса. Сохранилась миниатюра в рукописи XVI века. Присмотримся к этому изображению.

…Спасский собор уже выстроен, лишь с западной стены еще не убраны леса. Но, возможно, их возвели для особого случая. Наверх ведет высокая, в десять ступеней лестница. Сами леса из толстых жердей, перевязанных вервием или кожаными ремнями. Андрей наносит последние мазки на только что написанную фреску. Он работает сидя. Не только этим выражает миниатюрист почтенный возраст Рублева. Старческое кроткое лицо. Он облысел, лишь на затылке недлинные жидкие волосы. Но голова с огромным крутым лбом очень красива. Борода старца негуста и неокладиста, вьющиеся ее пряди слегка развеваются. Чем-то неуловимым напоминает это изображение Рублева лица стариков апостолов на его собственных фресках в Успенском соборе во Владимире. Андрей еще твердо и крепко держит длинную кисть правой рукой с засученным рукавом рясы. Перед мастером на небольшом возвышении сосуд с краской. Он только что обмакнул туда кисть и делает мазок в верхней части нимба «Спаса». Над головой самого художника, также окруженной нимбом, надпись скорописью: «Андрей-иконописец». Примечательно, что миниатюрист знает и помнит настроение рублевских образов. Он изображает рублевского «Спаса», быть может, несколько наивно и утрированно, но точно по духу — ласковым, открытым, как бы ожившим на стене и смотрящим в сторону Андрея радостно, почти с улыбкой. Уловлено создателем этой миниатюры и отношение окружающих к необыкновенному, «дивному» творчеству Рублева. Внизу, на земле, по обе стороны лесов — толпа людей. И монахи, и миряне с уважительным вниманием наблюдают за работой художника. Некоторые из толпы оборачиваются к соседям и обмениваются с ними впечатлениями. Собор окружают деревянные кельи, а дальше, за монастырской стеной, — холм с одиноко стоящим на его склоне деревом…