Стивен Левин - Кто умирает?

Когда мы воспитываем своих детей и желаем, чтобы они стали «хорошими взрослыми», а они оказываются такими же раздражительными, как и мы, мы начинаем презирать их. Но почему мы так сильно наказываем их? Как бы мы вели себя, если бы видели, что не пройдет и года, как кто-то из них будет лежать в гробу? Если связь между вами и вашими возлюбленными не строится на любви, вы будете переживать ущербность этого общения, чувствовать, что «дела не закончены». Однако если вы закончили свои дела, если вы открылись в любви всем чувствам, которые возникают у вас при отношениях с другими, тогда у вас возникнет чувство целостности и завершенности.

Большинство наших отношений поверхностны, потому что мы отвергаем в себе слишком много. Но как вы собираетесь открыться другим, если вы показываете им только свой фасад? Как вы можете стать целостным, если вы только притворяетесь, что целы?

Когда вы смотрите на все свои отношения с другими, как часто у вас возникает чувство, что вам нужно еще много поработать, прежде чем вы с чистой совестью сможете сказать: «Прощайте!» Ведь прикосновение вашего сердца к сердцу другого человека очень поверхностно, очень неполно. Как много раз вы по какой-то причине не открывали близким своего сердца!

Мы используем слово «любовь», но мы понимаем любовь не лучше, чем страх, ревность и даже радость, потому что мы редко задаемся вопросом, что означают эти состояния сознания. Какое чувство мы поспешно обозначаем ярлыком «любовь»? Для многих то, что они называют любовью, – это всего лишь хитросплетение потребностей и желаний, мимолетных экстазов и разочарований. Момент единства, глубокое чувство близости, имеющее место в уме, настолько хрупко, что небольшой намек или косой взгляд разбивает это единство на десяток призрачных маний. Когда мы говорим «любовь», мы обычно имеем в виду эмоцию, какую-то глубинную симпатию к объекту или личности, которая мгновенно позволяет нам открыться для другого человека. Однако в такой эмоциональной любви всегда рядом самозащита. И все же в этих отношениях по-прежнему есть «смысл»: облака ревности, желания обладать, чувства вины, преднамеренных и непреднамеренных манипуляций, отделенности и тени всех предыдущих «любовей» омрачают свет единства.

Однако то, что я называю любовью, это не эмоция, а состояние бытия. Подлинная любовь не имеет объекта. Многие говорят о безусловной любви к другому человеку. Однако в действительности безусловная любовь к другому невозможна. Безусловная любовь – это переживание бытия, в котором нет «меня» и «другого», нет живого или неживого объекта любви. Вы не можете безусловно любить кого-нибудь. Вы можете только быть безусловной любовью. Это не дуалистическая эмоция. Это чувство единства со всем, что есть. Переживание любви возникает, когда мы отдаем наше чувство отдельности всеобщему. Это чувство единства. Вы не любите другого; вы есть другой. Страха нет, потому что нет отделения. В этой ситуации имеет смысл говорить не столько о том, что «двое подобны одному», сколько о том, что «Единый проявлен в виде двух». В такой любви не может быть неоконченных дел.

Но как часто вы поддерживаете свою отделенность, лелеете ее, культивируете ее до тех пор, пока дистанция между вами и другим не станет непреодолимой и, вместо любви, не установится социально приемлемое общение, некое подобие взаимной терпимости?

Однако окончание дел означает не столько сведение старых счетов, сколько упразднение их. Оно подразумевает конец взаимоотношений как дел. Построение отношений с другими не по принципу приобретения и утраты. Это отказ от «старых счетов», которые усиливают чувство разделения и страдание.

Большинство людей поддерживают взаимоотношения так же, как они занимаются своими делами. «Я дам тебе пять, если ты дашь мне пять. Если ты дашь мне три, я дам тебе два. Но если ты дашь мне только два, я соберу свои вещи и отправлюсь домой».

Недавно я встречался с лучезарной женщиной с опухолью в мозгу, которой исполнился только тридцать один год. Она говорила: «Нельзя медлить ни минуты, чтобы сказать людям, как вы их любите. В некотором смысле мне сейчас легче выражать свою любовь, чем когда-либо до этого. Всю жизнь я хотела сказать людям, как сильно я люблю их, но я не могла. Я была очень ранимой и пугливой. Я боялась, что они не захотят меня слушать. Мне постоянно казалось, что это прозвучит неуместно. Однако сейчас я вижу, что мне терять нечего». У нее больше не осталось неоконченных дел. Только любовь.

Вы не должны терять ни одного мгновения, если собираетесь выразить гнев или любовь. Поэтому вы можете выйти за пределы разногласий и прийти в место единства. Вы не должны терять ни одного мгновения, если вы желаете отказаться от того, что заставляет вас чувствовать отделенность. Фактически, вы можете измерить степень отталкивания других по тому, насколько вы отталкиваете самих себя. Как часто вы подавляете свои чувства и мысли? Как часто вы отказываете себе?

Это нелегко. Мы должны быть очень снисходительны к себе, чтобы отпустить «назойливость наших несовершенств». От нас постоянно требуется быть закрытыми и защищенными. А все для того, чтобы сохранить мнимую идею о том, кто мы, – идею, сквозь которую мы смотрим на мир. Мы редко прикасаемся к истине, потому что всеми силами воздвигаем вокруг нее препятствия, совершенствуем свою личность, подозреваем и проклинаем все, что, как нам кажется, причиняет нам боль. Но как часто мы входим в глубинный контакт с другими?

Однако, когда мы начинаем прикасаться к этой заботе, мы видим, что нам нечего терять и нечего защищать. Эта защита перед незаконченным делом. Нашим отстранением от жизни, от смерти, от любви.

Как сказал один мой умирающий друг, мы не должны терять ни одного мгновения. А великий тибетский святой Миларепа изрек: «Торопись не спеша».

Если вы можете смотреть в свой ум и держать свое сердце открытым, дело сделано. Речь идет не о том, чтобы не было гнева или страха, сомнения или смущения. Просто нет больше перетягивания в одну и другую сторону. Нет больше приобретения и потери. Есть просто выход за пределы привязанности, пребывание в мягком осознании, которое встречает каждое мгновение с состраданием, а не с опасением. Со спокойствием и бесстрастностью, а не с энтузиазмом и сожалением, что все могло быть лучше.

Мы видели, насколько сильно «доброта» может быть обманом в отношениях с другими. Мы видели, как она может быть смертью подлинного общения. Большинство людей движимы поиском безопасности для себя и других, который мешает им видеть живую истину. Ведь для многих людей истина играет второстепенную роль. Мы защищаем себя и тем самым не позволяем себе пережить истину своих чувств, мы редко глубоко погружаемся на этот уровень бытия. Наша доброта во многом является результатом смущенности, неспособности общаться с другими. Это чувство того, что другим нельзя доверять, и в то же время желание получить от них любовь. Это все еще продолжение своих дел.