Гейдар Джемаль - Фузеи и Карамультуки

Действительно, сама идея президентских выборов в Чечне через несколько месяцев после окончания опустошительных и крайне отягощенных боевых действий, выгнавших за границу половину ее довоенного населения и оставивших без крова половину оставшихся, выглядит очевидной нелепостью. Нелепость не проходит бесследно. Именно этим внутренним противоречием, заложенным в постхасавьюртовский политический процесс в Чечне, и объясняется двусмысленность масхадовского статуса: легитимный президент для всего мира, террорист для тех, кто подталкивал его к этому президентству – для Кремля.

Дело, однако, не только в неготовности послевоенного общества к процедурам мирного времени. Вспомним, что в самом начале истории Ислама проблема избрания преемника умершего Пророка (МЕИБ) не только обнаружила неадекватность политических инструментов, годящихся для греческого полиса в принципиально новой среде монотеистов. Эти инструменты были применены неточно и с большими отступлениями от формальных норм справедливости, что повлекло за собой раскол первой общины, гражданскую войну между Али (МЕ) и Муавией и неурегулированность вопросов, касающихся высшего политического авторитета в Умме, существующую до сегодняшнего дня.

Вместе с тем, Коран однозначно решает вопрос о том, кому должна принадлежать власть в общине, нигде при этом не упоминая об избирательных процедурах, парламентах и т. п. «Повинуйтесь Аллаху, повинуйтесь Посланнику и тем, кто наиболее достоин власти из вас самих» (Сура 4 «Ан-Ниса», аят 59). При всем том, что семантику арабского выражения улу-ль-амри (наиболее достойные власти) можно обсуждать и трактовать с различными допусками, конечный результат ясен: речь идет о тех, кого Бог в кораническом тексте ставит над остальными как наивысших и наилучших представителей Уммы. Это те, кто готовы сражаться на Его пути и жертвовать собственной жизнью и имуществом, те, кого в исламской традиции называют «очищающимися». Иными словами, это воины, многим из которых по милости Всевышнего предстоит стать мучениками за веру. При этом выражение «из вас самих» указывает, что эти люди принадлежат непосредственно джамаату, а не являются какой-нибудь корпоративной группировкой или государственно-силовым институтом вроде армии, полиции и т. п. Логика, следующая из прямого понимания этого аята, ведет нас к тому, что в отсутствие Пророка (МЕИБ), для того чтобы эффективно осуществлялось повиновение Всевышнему, власть должны осуществлять полевые командиры, выдвигающие себя явочным порядком и принимающие статус друг друга в той мере, в какой их исламская интегральность, богобоязненность, лояльность шариатскому законодательству и воля жить и сражаться на пути Всевышнего прозрачна и очевидна для них самих и для остальной Уммы. Если среди них оказывается некто, по своим духовным, моральным, воинским и другим качествам не принадлежащий к улу-ль-амри (оказавшийся самозванцем), сообщество полевых командиров должно лишить его чести принадлежать к их числу, судить его за преступления, если таковые имеют место, поскольку политическая адекватность воинского сообщества в исламской Умме прямо определяется способностью чистить свои ряды.

Кстати, в этом отношении полевые командиры Ичкерии в постхасавьюртовский период не справились с задачей поддержания чистоты своих рядов, подавления бандитизма, пресечения криминальных провокаций, вдохновляемых кремлевскими службами, что, в конечном счете, повело ко второй войне, ставшей еще большей трагедией для Чечни, чем первая.

«Отсюда – и в вечность!»

Не подлежит сомнению, что масштаб и историческая важность чеченской эпопеи в конце XX-го – начале XXI-го столетия новой эры такова, что и она, и участвующие в ней деятели уже вошли в историю. На наш взгляд, при всей грандиозности Большой кавказской войны в XIX веке – а эта война явилась образцом антиколониального сопротивления в идеологии и практике, уже в те времена, когда никто еще не слышал ни о сипайском восстании, ни о Султанате Аче – сегодняшняя история Ичкерии обладает гораздо более поучительным смыслом для современных мусульман. При всей грандиозности и «классичности» фигуры имама Шамиля, личности современных ичкерийских президентов – круче! Имам Шамиль был фигурой в значительной мере клерикальной, а, стало быть, не свободной от элементов архаики, в том числе от архаически понимаемой политической конъюнктуры. В конце концов, он капитулировал, а дети его взаимодействовали с режимом, против которого боролся их отец. Современные лидеры кавказской борьбы за свободу погибли, и у части из них (Дудаева и Яндарбиева) сыновья также стали шахидами. Ичкерийские президенты – борцы за свободу современного образца. Они руководили вооруженным исламским сообществом в условиях крайне сложных информационных и дипломатических конфликтов и противоречий. За ними практически не стояла мощь какого бы то ни было государства, как, скажем, за кастровской Кубой, сандинистской Никарагуа, или моджахедским Афганистаном. Они опирались на стволы верующих энтузиастов, моральную поддержку исламской улицы и противоречия в стане непосредственного врага. С точки зрения этих параметров, они как лидеры принадлежат формату будущего. Их деятельность будет изучаться в исламских политических школах, а имена займут почетное место в энциклопедиях мира рядом с другими выдающимися борцами за свободу.

«КОНТРУДАР». 08.10.2006

Первое, что поражает в реакции на это убийство со стороны публики, включая и ту ее часть, которая имела по жизни какое-то отношение к убитой, – это какой-то оцепенелый испуг, а у некоторых, публично комментирующих, еще и фальшь, просачивающаяся из-под этого испуга. Судя по всему, убийство Политковской – событие веховое, такого масштаба, который не сразу в горячке момента удается осознать. Многие сразу провели аналогию с гибелью Дмитрия Холодова, взорвавшегося в редакции «МК» 11 лет назад. (Он тоже, кстати, занимался Кавказом: это было самое начало первой чеченской войны.) Некоторым на память приходит, почему-то, убийство Кирова. Ну а про аналогии с украинским Гонгадзе и говорить нечего.

Представляется, что смерть Политковской на самом деле имеет мало общего с этими тремя примерами. Разве что дело Кирова в чем-то может быть поближе. Не исключено, что расстрел журналистки станет прологом к кампании расправ с теми, кто будет помещен в категорию «особо нелояльных» к власти – так называемую «пятую колонну».

В действительности, убийц не интересовало, кем на самом деле была Политковская. Главное то, что она давно превратилась в символ. Политковская воплощала в себе абсолютное бесстрашие человека, который раз и навсегда решил, что смысл его короткой жизни – плыть против течения. Она была знаковой фигурой для всего Кавказа: человек, держащий свой особый фронт против криминальных бесчинств сатрапов и опричников государства российского.