Тенчой - Исповедь монаха. Пять путей к счастью

Через пару дней директор позвонил мне и спросил: «Почему они больше не двигаются?» Сначала я не понял, о чем идет речь. Потом догадался, что речь шла о стульях. Совершено спокойно я ответил, что они и не должны двигаться.

Оказалось, что в годы репрессий здание было обкомовским, и именно в нем были подписаны указы о депортации чеченцев, калмыков и крымских татар. После тех событий в здании поселился полтергейст, и стулья ночью двигались, а двери хлопали. Партийцы быстро съехали и отдали помещение музею. Но в музее ни один сторож не мог оставаться больше одной ночи. Пришлось запирать здание на замок и ставить сигнализацию.

После выступления монахов все это прекратилось, возможно, из-за практики Чод. Эта практика известна тем, что заставляет бродячих духов перерождаться и вновь продолжать жизнь. Директор захотел пригласить монахов и на следующий год, пообещав не брать аренду за зал. Поживем – увидим, правду ли он сказал.

В джунглях прекрасной Индии обитала очень сильная и многочисленная стая желтых обезьян. Как и у всякой уважающей себя стаи, у нее был вожак, мощный и свирепый. Вожака отличали огромные клыки и крепкие когти. Он не боялся встретиться на узкой тропе ни с тигром, ни с пантерой.

В стае также была разведчица. Разведчица заранее искала легкую добычу, обезьяны грабили кукурузные поля, обрекая местных крестьян на голодное существование. Однажды стая вновь осталась без пищи, и отважная обезьяна, оставив своего любимого трехмесячного детеныша, отправилась на разведку. Пробираясь сквозь джунгли, на вершине засохшего дерева разведчица заметила трех ворон. Одна из них смотрела на север, а две другие – на юг. Это была плохая примета, которая заставила обезьяну быть вдвойне осторожной.

Деревья постепенно редели, и сквозь просветы между стволами уже можно было разглядеть кукурузное поле, простиравшееся до самого горизонта. Животный инстинкт заставлял ее прислушиваться к звукам, доносившимся отовсюду. Именно из-за своего чуткого слуха обезьяна и была удостоена столь высокой чести – быть разведчицей.

Она имела свою долю от всех добытых стаей продуктов. Наряду с этой привилегией ее ремесло сулило множество опасностей – разведчица не имела права на ошибку. Это была опытная обезьяна, многое повидавшая на своем веку, о чем говорило множество шрамов на ее теле. Убедившись, что поблизости нет ничего подозрительного, обезьяна решила подобраться к краю поля. Для начала она постаралась сделать свою походку как можно более развязной и бесшабашной. С шумом пробираясь сквозь заросли, она специально сотрясала высокие стебли, чтобы затаившиеся сторожа выдали свое присутствие. Но все вокруг было тихо, только вороны подозрительно долго кружили вдалеке.

Казалось, все крестьяне попрятались от летнего зноя в своих тростниковых домиках. После тщетных попыток выявить охрану обезьяна решила, что здесь безопасное место. В тот год местные жители усерднее обычного приносили жертвы богам. И, видимо, поэтому урожай выдался невиданно богатым. Толстые стебли с трудом удерживали воздетые к небу початки. Еще несколько дней, и можно будет убирать кукурузу.

По условному сигналу, поданному разведчицей, оголодавшие обезьяны набросились на кукурузу, словно туча безжалостной саранчи. Наконец-то после нескольких неудачных дней стае привалило счастье! Все, от самых маленьких до старых и больных, ринулись на добычу. Почувствовав безнаказанность, молодняк шумно резвился, ломая стебли и разбрасывая их в разные стороны, а старики, не спеша, как истинные гурманы, выбирали самые спелые и вкусные початки. Со стороны разбушевавшаяся стая напоминала беспорядочную неуправляемую стихию, своего рода танец Шивы. В один миг огромные заросли кукурузы были практически уничтожены.

В самый разгар пира, когда бдительность уже изрядно наевшейся стаи притупилась, из убежища выскочили крестьяне-охотники с ружьями. Звуки выстрелов вселили ужас в сердца обезьян. Картечь с шипением рассекала воздух, пронзая беззащитные тела. Оставляя за спиной убитых и раненых сородичей, еще совсем недавно грозная, а ныне жалкая стая бросилась в спасительные джунгли.

К вечеру оставшиеся в живых обезьяны собрались на лесной поляне зализывать раны. Потерявшиеся детеныши, которым посчастливилось остаться в живых, встречались со своими матерями. Вожак лично проверил окрестности и убедился, что опасность миновала. Сверкая глубоко посажеными глазами, он приказал своим помощникам привести разведчицу. Та, признавая свою вину, даже не пыталась сопротивляться. Вожак издал клич хозяина джунглей и, схватив лапами голову разведчицы, вырвал ее так, что обезглавленное тело долго билось в конвульсиях, забрызгав все вокруг черной кровью…

Преподанный вожаком урок заставил стаю присмиреть и затихнуть, а затем послушно разойтись. Все понимали жестокий поступок вожака, и лишь детеныш разведчицы, в один миг ставший сиротой, не смог перенести смерти матери. Волны смертельной тоски, которым, казалось, не будет конца и края, захлестнули его. В тот же день малыш бежал из стаи с поселившейся в его сердце ненавистью к своим жестоким сородичам.

Однажды я, возвращаясь с ежедневных молебнов в Дрепунг Гомане, во время которых происходил прием пищи, увидел такую картину. Монахи столпились рядом с кирпичным забором, на котором сидела маленькая обезьянка. Каждый пытался сунуть ей в лапку что-нибудь вкусное – кто конфетку, кто банан. И я, недолго думая, присоединился к ним, протянув свою тарелку с остатками риса и далла – чечевичной похлебки. Проголодавшаяся обезьянка взяла тарелку и начала, выбирая пальчиками комочки еды, уплетать ее с явным удовольствием. Так между нами завязалась дружба.

Как вы уже догадались, это был не кто иной, как детеныш той самой разведчицы, растерзанной жестокими соплеменниками. Я взял обезьянку на руки и под всеобщее ликование понес домой. Монахи, которые приходили ко мне, нарекли обезьянку именем Бандар.

С тех самых пор Бандар жил у меня. Он беспрекословно слушался меня и даже не стал протестовать, когда его вымыли специальным шампунем, избавляющим от насекомых. Ели мы из одной тарелки. Когда я брал Бандара на руки и гладил его по голове, тот в знак благодарности начинал по врожденной обезьяньей привычке искать несуществующих насекомых в моих волосах.

Со временем, привыкнув ко мне, Бандар даже начал проказничать в мое отсутствие. Он забирался на крышу дома и, взяв засохший плод манго, кидал его в прохожего. А когда попадал, шумно радовался, вереща и катаясь на спине. Раздраженные прохожие никак не могли заставить обезьянку слезть с крыши и, досадуя, шли на маленькую хитрость. Они угощали Бандара бананами, обернутыми в прозрачный скотч. Сколько бы тот ни старался снять такую «шкурку», у него ничего не получалось. Кончалось все тем, что обезьянка раздраженно рвала и грызла зубами коварный подарок.