Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

Я познакомилась с Данилой Зайцевым в ноябре 2006 г. в Уругвае, во время своей первой экспедиции к старообрядцам Южной Америки. Отработав в Аргентине и завязав там, в Патагонии, первые контакты с живущими на своих чакрах в окрестностях городков Чоэле-Чоэль, Луис-Бельтран и Ламарке старообрядцами, мы вместе с Ханнесом Яэром – моим напарником из Тартуского университета, водителем и фотографом – отправились в Уругвай, в деревню с библейским названием Офир, предупрежденные, что там «закон строже дёржут». И действительно, наставник Иван Данилович Берестов с нами «обошелся по-холодному», как потом напишет в книге Данила. Мы дважды приезжали в деревню, и оба раза на мои профессионально поставленные вопросы (так казалось мне, диалектологу с приличным уже опытом работы в старообрядческой среде), на просьбы рассказать об истории общины и жизни старообрядцев в Уругвае, на рассказы об экспедициях ученых к старообрядцам в России и других странах наставник отвечал вежливо и коротко: «А мы не хочем». О том же, чтобы попросить разрешения включить диктофон или сфотографировать, нельзя было и помыслить… Во второй день Ханнес, отлучившийся к машине за привезенными в подарок книгами, вернулся к дому Берестовых с известием, что встретил на улице «какого-то старообрядца», который живет не в этой деревне, а отдельно от всех, и тот приглашает нас завтра в гости. Я подошла: это был Данила Зайцев. На следующее утро мы отправились в путь, не без приключений отыскали на берегу реки Уругвай место под названием Эспинижяр, где в пустующих домах для рабочих уже не работающей тростниковой фабрики обосновался Данила с семьей, но его не застали (как оказалось, в дороге у него сломалась машина) – и провели весь день за разговорами с его женой Марфой.

Вторая встреча произошла через полтора года в Москве: зная о президентской программе переселения соотечественников в Россию, в апреле 2008-го Данила вместе с 15-летним сыном Софонием приехал «на разведку» и «стоял» в поморском храме в Токмаковом переулке, где я их и разыскала. И впоследствии, во время пребывания Зайцевых в России, мы еще несколько раз встречались с Данилой во время его коротких приездов в Москву. На встречи я брала диктофон и записывала рассказы о том, как обстоят дела с переселением, поражаясь его колоритной диалектной речи, таланту рассказчика и перипетиям жизни в России. Летом 2009 года он сообщил, что они с семьей приняли решение возвращаться из глухой красноярской тайги обратно в Аргентину: «Жалко уезжать с матушки-родины, но с нашего рая, Олечкя, ничего не будет». Помню, добавил: столько узнал, понял и пережил в России, что «прямо хоть книгу пиши», а я, особо не задумываясь, поддержала: «А ты напиши!» И он написал…

Так мимолетное знакомство превратилось в многолетнюю дружбу, и наступило время «Повести и жития».

Книга написана удивительно быстро для текста такого объема. На первой странице рукописи стоит дата «18-11-09»; первые четыре тетради Данила отправил мне по почте из Уругвая в апреле 2010-го, пятую и шестую привез в июле 2010 года, когда приехал в Россию, чтобы вывезти семью из тайги и отправить обратно в Южную Америку. Затем в работе над книгой наступил перерыв: Зайцевы осели в Аргентине, и нужно было налаживать жизнь на новом месте. В ноябре 2011 года состоялась очередная экспедиция под моим руководством в Уругвай, Аргентину и Бразилию, и мы с писателем Петром Алешковским, вошедшим в состав ее участников, навестили Данилу в Неукене. Писатели познакомились, понравились друг другу, и Петр убедил Данилу продолжать работу над книгой. Однако последнюю, седьмую тетрадь пришлось ждать около полугода: только в мае 2012-го Данила передал с оказией последнюю часть рукописи, и мы с П. Алешковским ездили ночью в аэропорт Домодедово встречать двух незнакомых православных священников, которые согласились выступить «почтальонами».

Слово «житие» в названии книги не должно вводить в заблуждение. Это не «житие» в традиционном для литературоведения понимании одного из жанров христианской литературы, это долгое повествование о жизни – произведение светское, но написанное человеком с религиозным сознанием, которое определяет многие изложенные в книге сюжеты, отношение к событиям, людям, самому себе. Конечно, в выборе названия для своего труда, которое безусловно содержит аллюзию на известный жанр христианской литературы, сказывается знакомство современного старообрядца не только с религиозными, но и светскими сочинениями.

В книге рассказано о многих старообрядческих родах, о переселении из России в Китай и потом в Южную Америку, о трудных первых годах жизни в Аргентине, о сложных межличностных отношениях в общинах, имеющих первопричиной внутриконфессиональные различия между «синьцзянцами» и «харбинцами», об их обычаях, повседневных заботах, семейных отношениях, нравах – и, конечно, представлены разнообразные человеческие характеры. В «Повести и житии» воссоздается современный мир старообрядцев Южной Америки, который, как и любой другой «мир людей», отнюдь не идеален, живет противоречиями, конфликтами и страстями, в нем есть и подлецы, и мученики, и святые. В центре повествования – жизнь самого автора и его семьи, с подробным рассказом о приезде в Россию в апреле 2008 года, жизни сначала в Белгородской области, потом в Саяно-Шушенском заповеднике (Красноярский край) и возвращении в Аргентину в сентябре – октябре 2010 года. Рассказывая о себе, Данила Зайцев не скрывает своих срывов и падений. Пафос и покаянные слова, звучащие со страниц, идут из горячих глубин души автора. По сути дела, эта огромная работа и была проделана им для того, чтобы очиститься от кривды, разобраться в тех порой невероятных обстоятельствах, в которых ему суждено было побывать. Бесстрашно и страстно он ищет правду, а если кого и осуждает, то с полным пониманием того, что делает это ради единственной высшей правды – Правды Христовой, которую и должен искать всю жизнь православный человек.

«Повесть и житие» относится к литературе нон-фикшн, к «невымышленной прозе». В кругу опубликованных произведений, написанных «простыми людьми», книга Д. Т. Зайцева занимает особое место. Она значительно превосходит их объемом (35 авторских листов), эпическим охватом событий, количеством действующих лиц и, не побоюсь сказать, масштабом дарования автора. Он – незаурядная личность сам по себе и, одновременно, представитель особого старообрядческого мира с особенной исторической судьбой. Он же – представитель редкого в современном русском социуме типа рассказчика, наделенного талантом к длительной монологической речи, построенной по законам словесного искусства и обладающей мощным эмоциональным воздействием на слушателя, и он же – талантливый писатель (единственный, которого на сегодняшний день дала старообрядческая среда Северной и Южной Америки). Наконец, книга Данилы Зайцева действительно написана «на испоконном языке неисковерканном» – на русском диалектном языке, который избежал воздействия литературного языка, стирающего диалектные черты, словно ластик-«шоркалка».