Павел Басинский - Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды

Настоящим популяризатором Толстого был не Чертков, а Победоносцев. Только благодаря ему достаточно сомнительные и уж, во всяком случае, не характерные для эстетики Толстого «Крейцерова соната» и «Власть тьмы», которые вполне искренне не понравились многим почитателям толстовского художественного гения, оказались наиболее обсуждаемыми. Только благодаря тому, что на религиозные произведения писателя, начиная с его еще довольно невинной «Исповеди», был наложен цензурный запрет, эти крайне многословные, тяжеловесные, а порой и просто невыносимые на художественный взгляд сочинения становились модными.

Видные церковные лица – архимандрит Антоний (Храповицкий), архиепископ Херсонский и Одесский Никанор (Бровкович), архиепископ Харьковский и Ахтырский Амвросий (Ключарев), архиепископ Казанский и Свияжский Павел (Лебедев), известные священники, преподаватели духовных академий спорили со взглядами Толстого начиная уже с 1883 года, когда еще ни одно из его религиозных сочинений не было напечатано даже за границей. Библиография статей и книг, написанных о «религии Толстого» еще до 1901 года, насчитывает порядка двухсот наименований.

После публикации в журнале «Церковные ведомости» от 24 февраля 1901 года «Определения» об отпадении Толстого от церкви поток церковной публицистики не только не уменьшился, чего вроде бы следовало ожидать (о чем говорить, если человек отпал?), но вырос в геометрической прогрессии, потому что появился повод говорить еще и об «отпадении», которое почему-то упорно называли «отлучением». Эта характерная ошибка вкралась даже в третье издание сборника статей «Миссионерского обозрения», составленного советником В.М.Скворцовым, «По поводу отпадения от церкви гр. Л.Н.Толстого», где в разделе «Содержание» книга названа «Сборником статей по поводу отлучения гр. Толстого».

При этом ни о какой публичной защите воззрений Толстого до 1905 года не могло быть речи.

Поэтому уже в 1883 году, полемизируя с брошюрой К.Н.Леонтьева «Наши новые христиане Ф.М.Достоевский и гр. Лев Толстой…», где была раскритикована «религия любви» Толстого в связи с рассказом «Чем люди живы?», Н.С.Лесков в статье «Граф Л.Н.Толстой и Ф.М.Достоевский как ересиархи», опубликованной в «Новостях и Биржевой газете», вынужден был сделать интересную оговорку: «Конечно, в настоящее время из-за брошюры г-на Леонтьева не предадут посмертной анафеме Достоевского, а также не сожгут на костре и даже не отправят в ссылку гр. Толстого, но зато сам г-н Леонтьев ровно ничем не рискует и притом имеет перед обвиняемыми большие шансы удерживать за собою последнее, победоносное слово. Достоевский уже мертв и ничего не ответит, а граф Лев Николаевич, хотя благодаря Бога и жив, но и он, конечно, не может отвечать на подобное обвинение тем же печатным путем. Или, по крайней мере, он не может исполнить этого со всем тем чистосердечием, которого требуют серьезность вопроса и личное достоинство искреннего человека. Известный эпизод с религиозною статьею графа в “Русской мысли” вполне г-на Леонтьева на этот счет обеспечивает». Лесков, разумеется, имел в виду запрещение к печати «Исповеди» Толстого и уничтожение набранных с ней номеров журнала.

Таким образом, спор Толстого с Церковью или Церкви с Толстым с самого начала представлял пример нарушенной коммуникации или испорченного телефона. Толстой, как мы уже писали, видел себя в роли обвинителя Церкви, которая должна покаяться в своих грехах: в инквизиции, оправдании войн, смертных казней и т. д. Но в итоге он сам оказался в роли обвиняемого, да еще и без права свободного голоса. В результате о «вредном» учении Толстого широкая публика узнавала в первую очередь со стороны обвинения.

Это породило хаос проблем, который Синод в конце концов и вынужден был рассеять своим «Определением». Ему необходимо было перед лицом всей России (но прежде всего православного духовенства, которое на уровне приходских батюшек терялось в догадках: что это за новая религия такая? вроде бы в нравственном отношении она хорошая, а на самом деле?) обозначить непримиримое расхождение Церкви с Толстым в фундаментальных вопросах веры. И хотя расхождение это было уже многократно обозначено и церковными публицистами, и миссионерским съездом в Казани 1897 года, и различными «поучениями» и проповедями известных церковных лиц, включая отца Иоанна Кронштадтского, в том искаженном с самого начала пространстве, в котором циркулировали по всей России идеи Толстого, для «малых сих» (среди которых были, увы, не слишком образованные батюшки) всё еще оставалось много неясного.

Процесс отлучения Толстого от православной Церкви был непрост и занимал несколько этапов. Впервые этот вопрос возник в 1888 году, когда архиепископ Херсонский и Одесский Никанор (Бровкович) в письме к основателю журнала «Вопросы философии и психологии» Н.Я.Гроту сообщил о том, что в Синоде готовится проект провозглашения анафемы Толстому. При этом из текста письма следовало, что Толстой был не единственным кандидатом на анафему. В этот список попали поэт Константин Фофанов и знаменитый сектант В.А.Пашков, муж родной сестры матери В.Г.Черткова. Однако текст этого проекта нам неизвестен.

В 1891 году протоиерей харьковского собора Буткевич в десятую годовщину царствования императора Александра III, которая отмечалась 2 марта, произнес слово «О лжеучении графа Л.Н.Толстого», где процитировал апостола Павла: «Но если бы даже мы или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема». Но сама по себе эта проповедь не имела бы серьезного значения, если бы ее не растащили на цитаты газеты. Церковные проповеди против «лжи» Толстого к тому времени были уже нередким явлением. Так, А.В.Жиркевич в дневнике от 10 декабря 1891 года пишет: «Невероятно! M-me Крестовская говорила мне, что будто бы отец Иоанн Кронштадтский во время “глухой исповеди” проклял Толстого, его учение и его последователей. Впрочем, наши священники способны и на такую нелепость; но как-то не верится, чтобы о. Иоанн, о доброте и милосердии которого ходят легенды, сказал подобную нехристианскую пошлость».

В феврале 1892 года разразился скандал в связи с публикацией в английской газете “Daily Telegraph” статьи Толстого «О голоде», которая была запрещена в России, о чем мы уже писали. В этот раз Александр III приказал «не трогать» Толстого. Но в обществе упорно ходили слухи, что Толстого хотят сослать в крепость Суздальского монастыря «без права писать». Об этом сообщает в дневнике С.А.Толстая: «…Наконец я стала получать письма из Петербурга, что надо мне спешить предпринять что-нибудь для нашего спасения, что нас хотят сослать и т. д.» Эти слухи доносились даже до Прибалтики. А.В.Жиркевич, в то время помощник прокурора в Вильно, пишет в дневнике: «Про Льва Толстого ходят в обществе самые безобразные слухи… вроде того, что он заключен в Соловки».