Павел Басинский - Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды

В 1858 году митрополит Московский Филарет (Дроздов) добивается у императора разрешения на новый перевод и издание Священного Писания на русском языке, которые на этот раз осуществляются под руководством Синода. В 1862 году выходит на более современном русском языке издание Нового Завета и начинается работа над новым переводом Ветхого Завета. В 1876 году из печати выходит первая полная русская Библия, текст которой с этих пор называют синодальным. Это был громадный прорыв русского религиозного просвещения, учитывая тот факт, что впервые Библия на церковнославянском языке появилась за три столетия до этого.

В это время в России уже возникла своя оригинальная богословская традиция, и не только догматическая в лице митрополита Макария (Булгакова), но и религиозно-философская в лице славянофилов (прежде всего А.С.Хомякова) и только-только выходящего на авансцену В.С.Соловьева. В 1885 году на базе Московского университета возникает Московское психологическое общество – по сути, первое философское общество в России, куда входят Н.Н.Страхов, Н.Я.Грот, Л.М.Лопатин, В.С.Соловьев и в деятельности которого принимает участие Лев Толстой. В 1889 году в России начинает выходить первый философский журнал «Вопросы философии и психологии», в котором печатались Н.Н.Страхов, В.С.Соловьев, Л.М.Лопатин, братья С.Н. и Е.Н.Трубецкие, Б.Н.Чичерин, а также ученые А.Н.Бекетов, В.П.Сербский, Н.В.Бугаев. Несколько статей принадлежали Толстому, а в последние годы существования журнала там печатались Н.А.Бердяев, Г.Г.Шпет, С.Н.Булгаков, Ю.И.Айхенвальд.

Не может быть сомнения, что при более спокойном развитии России самые «безумные» толстовские выступления могли быть органически усвоены и переработаны русской религиозно-философской мыслью. Во всяком случае они могли бы свободно обсуждаться и подвергаться конструктивной критике. Собственно, этот процесс уже и наметился, причем, как это часто бывает в среде философов, сначала на уровне личного общения и частных споров. Именно в феврале 1881 года, буквально накануне той акции террористов, которая случилась в Петербурге, в Ясной Поляне состоялись две знаменательные встречи: туда приехали один за другим два крупнейших русских философа – Н.Н.Страхов и В.С.Соловьев. В это время Толстой как раз заканчивал работать над своим переводом и комментарием Нового Завета. Так что оба философа получили редкую возможность читать рукопись, что называется, «с письменного стола».

3 апреля 1881 года Толстой писал Страхову: «Молодец Соловьев. Когда он уезжал, я сказал ему: дорого то, что мы согласны в главном, в нравственном учении, и будем дорожить этим согласием. Благодарю вас за вашу любовь ко мне, а я не могу не любить вас и дорожу очень нашим согласием».

Впоследствии пути Толстого и Соловьева, Толстого и Страхова, Страхова и Соловьева решительно разойдутся. Но очень важно, что именно накануне радикальных политических перемен в России эти люди находились в точке если не полного согласия, то понимания друг друга и доверия друг к другу. Не случайно после убийства царя Толстой и Соловьев одновременно совершают два, может быть, прекраснодушных, но несомненно христианских поступка: они обращаются к власти с просьбой помиловать цареубийц.

О письме Толстого к Александру III мы уже писали. Это письмо через Победоносцева пытался передать царю как раз Страхов и, получив отказ Победоносцева, опустил второй список письма в дворцовый почтовый ящик. Узнав об этом, Толстой писал Страхову: «Победоносцев ужасен. Дай Бог, чтобы он не отвечал мне и чтобы мне не было искушения выразить ему мой ужас и отвращение перед ним».

Это было написано 3 апреля, в тот самый день, когда в Петербурге были повешены пятеро народовольцев, среди них женщина: А.И.Желябов, С.Л.Перовская, Н.И.Кибальчич, Т.В.Михайлов, Н.И.Рысаков.

А 28 марта в зале Кредитного общества Владимир Соловьев читал свою публичную лекцию «О ходе русского просвещения в настоящем столетии», в которой сказал: «Сегодня судятся и, вероятно, будут осуждены – на смерть – убийцы царя. Царь может простить их и, если он действительно чувствует свою связь с народом, он должен простить. Народ русский не признаёт двух правд. Если он признаёт правду Божию за правду, то другой у него нет, а правда Божия говорит: “Не убий”».

Сегодня невозможно судить о том, как должна была повести себя власть в той ситуации и к чьему мнению, Победоносцева или Толстого с Соловьевым, должен был прислушаться государь. Но факт состоит в том, что в результате трагедии 1 марта 1881 года верховным арбитром во всех спорных вопросах между властью и обществом, обществом и Церковью становится именно Победоносцев, а русская религиозная реформа оказывается замороженной на четверть столетия.

Церковные критики Толстого любят приводить две цитаты из его дневника – 1855 и 1860 годов, которые якобы доказывают безбожие Толстого, а главное – его «гордую» уверенность, что именно он-то и должен написать «новое Евангелие», в котором не будет Бога.

Вот первое высказывание: «Вчера разговор о божест<���венном> и вере навел меня на великую громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта – основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле» (4 марта 1855 года).

Кажется, только один современный богослов и серьезный исследователь Толстого (редкое, но возможное сочетание) священник Георгий Ореханов обратил внимание на то, что в тот день, когда была сделана запись, Толстой причащался . Об этом он сообщает нам в самом начале записи, и едва ли это случайно. Можно предположить, что «разговор о божественном» состоялся у него со священником во время исповеди накануне причастия. Если так, это говорит о том, что Толстой к исповеди подошел не формально и имел весьма продолжительную беседу с батюшкой.

Но куда более важно другое обстоятельство, на которое не обращают внимание критики. Где была сделана эта запись? В это время Толстой находился на Крымской войне. Правда, в начале марта Толстой не был в Севастополе, служил в 3-й артиллерийской батарее на реке Бельбек в десяти верстах от города. В Севастополе он окажется 25 марта и будет нести службу в самом опасном месте осажденного города – на четвертом бастионе. Но и до этого он не раз бывал в Севастополе, встречался с главнокомандующим крымской армии князем М.Д.Горчаковым, вместе с А.Д.Столыпиным (отцом П.А.Столыпина) принял участие в ночной вылазке против неприятеля. Другими словами, Толстой тогда находился в эпицентре сражений.