Рушель Блаво - 33 простых способа создания зон здоровья и счастья у вас дома и на даче

— Но какой же замечательный поэт Василий Дмитриевич! Он, наверное, первый во всем мире стал сочинять стихотворения, которые приносят непосредственную пользу!

— Конечно, Настенька, Лебелянский — потрясающий поэт, но не будем считать его первым, кто воздействовал на мир словесными вибрациями. Еще древние греки заставляли почву плодоносить своими стихами. А русские масленичные песни! Да ими женщины тучи над деревней разгоняли!

— Не может быть!

— Почему не может, Настя? Папуасы Новой Гвинеи своими речитативами заставляли рыбу подплывать чуть не вплотную к рыбацким ладьям.

— Папá, а наши северные поморы! Они эпическими сказаниями цингу лечили!

По мере того как мы углублялись в долину, идти становилось все труднее и труднее. И я, и мои друзья ощущали негативную энергию, поток которой становился плотнее буквально с каждым нашим шагом. На нас веяло смертью. Пирамиды закончились, их сменили высокие насыпные курганы древних захоронений. Альпийское разноцветье больше не радовало глаз — шмели и пчелы не могли выжить там, где настолько силен дух смерти. Только серебристый ковыль шелково стелился под легким ветерком.

Было в этой долине мертвых что-то по-своему прекрасное, что-то завораживающее; и порой мне казалось, что мы уже перешли грань, отделяющую мир от вечности, что наше бытие эфемерно, жизнь — краткая иллюзия, а путь ведет в прошлое.

Тяжелее всего было девушкам — женщины тяжелее переносят воздействие некронегативной энергии, чем мужчины. Организм женщины создан, чтобы дарить жизнь; смерть противна самой женской сущности. Мы с Мишелем старались поддерживать Алексию и Настю, но не могу сказать, чтобы нам это хорошо удавалось.

Алексия Мессинг явно испытывала проблемы с пятой чакрой — она задыхалась, а потом у нее начался кашель. Настя же мучилась из-за сердечной чакры — ей тоже было тяжело дышать, под глазами и вокруг рта появились темные круги.

— Мишель, вы не вспомните какого-нибудь стихотворения Лебелянского, чтобы придать сил нашим прекрасным дамам?

— Друг мой, я знаю массу его стихов, но должен вас разочаровать: против смерти бессильна даже его поэзия.

— Настенька, Алексия, держитесь, хорошие мои! Вы ведь сильные девочки, вы сможете пройти эту долину!

— Рушель, может быть, повернем назад? Я боюсь за девушек!

— Мне кажется, Мишель, что путь вперед короче пути назад. Я и предположить не мог, что будет так плохо, иначе бы ни за что не потащил бы девчонок этой дорогой!

— Кажется, совсем недавно девочки бежали по цветущему лугу и наслаждались радостью жизни, а сейчас…

— Шаманское капище не случайно находится рядом с этой долиной смерти, Мишель, не случайно.

— Я думаю об этом, но здесь так трудно идти, что думается плохо, вот выйдем отсюда и все поймем.

— Алексия, вы первая будете разговаривать с детьми, совсем скоро, чуть-чуть потерпите!

Алексия только бледно улыбнулась в ответ.

— Настенька, что с вами? Мишель, держите Настю! — я вовремя заметил, что Настя, бледная до синевы, стала заваливаться на бок. «Ох, как плохо-то! Это сердце. И оно отказывается работать!»

В два шага я оказался рядом с Мишелем и взял Настину руку в свою.

— Пульс прощупывается, а значит, Мишель, берем Настю на руки и идем как можно быстрее!

— Рушель, может быть, надо искусственное дыхание прямо сейчас? Я умею…

— Алексия, у вас самой с дыханием сейчас не очень хорошо. Надо быстрее убираться отсюда!

Нам на этот раз было не до разговоров. И пусть близнецы не лишались своих фишек, мы вполне реально могли сейчас потерять Настю. Ее захватила некротическая энергия, полностью закрыв чакру аджну, ответственную за сердечную деятельность, поэтому сердцу Насти пришлось очень тяжело. Оно еще работало, но из последних сил: пульс был нитевидный, редкий и неритмичный.

Вдобавок ко всему начинало темнеть. «Если мы не выберемся отсюда до темноты, мы не спасем нашу девочку» — я представил себе, как рассказываю Леониду, который ждет возвращения невесты из предсвадебного путешествия, что произошло с его любимой… — «Нет, нельзя давать волю воображению, нельзя! Все, чем я владею, должно быть направлено на спасение Насти!»

«Что это? Или все так плохо, что у меня начались галлюцинации?!»

Но нет, не только я, но и Алексия, и Мишель с Настей на руках замерли, а значит, увидели то же, что и я, — из кургана неподалеку от нас медленно выехал всадник на белом коне.

Пока мы стояли, пораженные странным видением, всадник подъехал к нам, молча спешился, взял Настю из рук Мишеля, положил на коня и медленно повел его под уздцы. Нам ничего не оставалось делать, как пойти за ним.

В белой холщовой рубахе и белых холщовых штанах, да еще и на белом коне, всадник показался нам нереальным, однако когда он спешился, мы лучше разглядели его и поняли, что внешне он мало чем отличается от алтайцев: росту среднего, глаза — раскосые и темные, волосы тоже темные, одежда — из обычной плотной ткани.

Мы вошли в курган вслед за этим человеком, он затворил за нами тяжелую дверь, и все мы стали спускать вниз по широкой лестнице. Все происходило в абсолютном молчании, так что нам даже жутко делалось.

Впрочем, это длилось недолго. Вскоре мы оказались во вполне человеческих условиях.

— Ну здравствуйте, гости дорогие! — нас приветствовала невысокая полная темноволосая женщина в простом льняном платье. — Проходите, проходите!

Мы прошли, куда получилось. Надо признаться, я далеко не сразу понял, где мы оказались. Потом, во многом благодаря Польке и Кольке, мы разобрались, что вышли в одну из горных пещер, которая соединялась с другими. То есть, пройдя через древний курган-усыпальницу, мы очутились в самом сердце Белухи.

Наш всадник увел куда-то коня, я взял Настю на руки (выглядела девушка уже получше, хотя и оставалась без сознания), и вслед за женщиной мы вошли в другую пещеру, поменьше первой. Здесь оказалось вполне уютно, похоже на жилище нашей Хранительницы, и я тут же занялся Настей, положив ее на мягкий зеленый мох. Слава Богу, реанимационные мероприятия не понадобились — сердце Насти потихоньку приходило в себя, пульс становился четче; щеки девушки слегка порозовели, так что мне оставалось направить действие моего семейного эгрегора на то, чтобы слегка помочь организму справиться со стрессом от удара некротической энергии.

— Где мы? — Настя пришла в себя.

«А действительно, где мы?» — наконец задумался я.

— А вы в горе. Мы здесь живем, и родители, и деды, и прадеды здесь жили. На землю редко поднимаемся, только если беда какая случится.