Анна Гиппиус - 1000 вопросов и ответов о вере, церкви и христианстве

Эта книга задумывалась как некий вариант Катехизиса, как сборник вопросов и ответов. Вопросы – человека, недавно переступившего порог церкви, которому в ней многое непонятно. Ответы – человека, отчасти воцерковленного, кто сколько-то лет ходит в храм и тщится вести более-менее церковный образ жизни. Вроде книжки из серии «Корифеи – чайникам».

Получилось иначе.

Я явно не потянула на роль корифея. Чем больше оценивала свой скромный опыт – что могу передать, чему научить? – тем больше понимала, что – увы! – очень немногому.

По этому поводу вспоминается диалог неофита и свечницы в одном из петербургских храмов:

– Вы верующий человек?

– Что вы хотите?

– Я хочу узнать, как живут верующие люди.

– От меня вы этого не узнаете.

Компилировать, делать выписки, излагать изученный в воскресной школе материал? Пересказывать прочитанное? Незачем. Лучше дать ссылки. Все равно, раздумывала я, выше головы не прыгну, лучше Шполянского, Кураева, Шмемана, Карелина и Львова – не напишу.

Но все настойчивее стучало в висок:

– Вспомни, вспомни, вспомни. Твои вопросы и сомнения – как тяжело было с ними жить, как ты даже предположить не смела, что у других они тоже есть. Те же самые или похожие.

Да, их было много. «Почему?», «зачем?», «каким образом?». Но главное – «как поверить во все это?» Одна часть души принимала происходящее в храме, верила – а другая смотрела с прищуром. И ни опыта, чтобы отделить свое от чужого, Божие от вражьего, ни знаний, ни душевного покоя.

Зато в церкви душа расправлялась и вставала на свое место. Все вопросы и колебания были, как волны на поверхности моря. На глубине в любой шторм спокойно. Так и ощущалось.

И еще – всегда было кого спросить.

Я написала о тех, давних или недавних, глубоких или просто назойливых сомнениях, проблемах и недоумениях, которые разрешались по мере хождения в храм. Об ошибках, о неправдах, отлучающих от Бога и людей.

Зачем?

Чтобы вы, прочитав эту книгу, знали, какие бывают вопросы и сомнения, на чем мы часто скользим и теряем равновесие и как делать – не надо.

Так хочется надеяться: вот расскажу об ошибках, и кто-то их не повторит...

Мы не приходим в церковь сами. Нас приводит к себе Господь. Часто – по молитвам кого-либо из живых или мертвых близких, любящих нас.

Из проповеди настоятеля протоиерея Сергия Филимонова: «Страшно, когда Господь призывает человека, а тот не откликается. Неизвестно, сколько пройдет десятков лет, пока Он вновь обратится к человеку со словами призыва Своего. Вдумайтесь в грозную истину – единожды встретившись с Господом и отвергшись Его, мы можем никогда больше не возыметь Божиего снисхождения к нам.

Это похоже на отплывающий пароход. Не успели вовремя, – корабль отошел от пристани, и только пенистый след стелется за кормой. А мы грустно смотрим вслед и гадаем, когда же он вернется. Быть может, никогда и не вернется. Никогда – до самой нашей смерти.

То, что вы стоите здесь, в этом святом храме, – милость Божия. Значит, в тот момент, когда Господь обратился к вам, сердце ваше откликнулось, душа отозвалась на Божий призыв».

Говорят, что Господь призывает к Себе сначала шепотом любви, потом голосом совести и под конец громом скорбей. Не потому, что Он насылает эти скорби, конечно же, нет. Но потому, что в какой-то момент прекращает отводить от нас несчастья, позволяет чуть-чуть, самую малость, почувствовать последствия своих поступков – чтобы дать нам одуматься и исправиться.

Известный петербургский миссионер дьякон Михаил Преображенский иллюстрирует это на таком примере. Вот идет упрямый глупый ослик. Вдруг – о радость! – в сторонке от торной тропы роскошные заросли лакомого чертополоха. Ослик – шасть! – и к нему. А хозяин ему морковку показывает:

– Смотри, какая вкусная, какая сладкая морковочка. Иди сюда, милый, иди на дорожку, тут безопасно, тут морковку и схрумкаешь. И дальше пойдем.

Потому что хозяин знает: он ведет ослика домой, к еде-питью, в безопасность; а в зарослях чертополоха скрывается обрыв, пропасть.

Ослик морду воротит:

– Не хочу морковку. Хочу чертополоха.

И с тропы – от дома дальше, к пропасти ближе. Хозяин ему:

– Разве так можно? Ну-ка давай назад. Ай-яй-яй, вот прутик, сейчас плохо тебе будет. Кто тут у нас такой непослушный? Давай-давай, иди обратно, морковку в зубы и домой.

А ослик:

– Не-а. Не пойду.

И вот тут-то получает прутиком по крупу. С размаху. Ощутимо. Больно. Потому что уже вот-вот копыта глупые сорвутся с обрыва – хоть ослик пропасти и не видит, да хозяин о ней знает.

Ай, больно, моя шкурка! И глупый ослик трусит обратно на тропинку. И оказывается, в конце концов, дома, в безопасном стойле.

Однако бывают и такие ослы, что не вразумятся даже после удара. Где они в итоге окажутся? Внизу, в ущелье, на острых камнях.

Вот и мы так.

«Убогие вы тут все какие-то, скукоженные, несчастненькие. Ваша вера – для слабаков, утешение для нищих или тех, у кого что-то страшное случилось, а он не может сам справиться». Это очень распространенное, но все же неверное мнение. Прихожане любого храма в большей своей части – это вполне благополучные, социально адаптированные и часто успешные люди. В церкви представлены все социальные группы общества – есть бедные и богатые, больные и здоровые, молодые и старые, несчастные и счастливые. На службах рядышком стоят состоятельный спонсор, регулярно вносящий существенную лепту в строительство, восстановление или функционирование церкви, и тот, кто давно по болезни лишился работы и едва сводит концы с концами; благополучная семья – папа, мама, дети, иногда здесь же бабушки-дедушки – и брошенная родными одинокая больная.

И все же в приведенном мнении есть некая сермяжная правда. Действительно, мы часто впервые переступаем порог храма, когда нас сильно ударило – когда Господь призвал громом скорбей. Уже не просто ставим свечку и убегаем до лучших времен, а приходим раз за разом. Ибо здесь измученная душа получает облегчение. Но дело в том, что это лишь первый этап. Потом та начальная проблема рассасывается, – но человек остается в храме. И идет у него внешне обычная жизнь, как раньше, – то дождь, то ведро; то со щитом, то на щите; то густо, то пусто; то на брюхе шелк, то в брюхе щелк – словом, обыкновенная, полосатая, как зебра, – только меняется его отношение к происходящему. И вот уже стоит на литургии не залетный захожанин (по меткому определению ныне покойного питерского священника протоиерея Василия Ермакова), а постоянный прихожанин. А про ту первую боль, которая его сюда привела, он давно, быть может, и думать позабыл. Так что не ищите в церкви одних убогих и несчастных – их там не больше, чем в любом другом месте.