Конкордия Антарова (Кора) - Две жизни (ч.II, т.1-2)

— На каком основании вы переехали? Что за своеволие? Вы ждете, вероятно, чтобы я поучил вас послушанию, — принялся орать Бонда, подражая Браццано.

Глаза Дженни засверкали, но это была уже не та бешеная и не владевшая собой Дженни, которая сидела в карете день назад. Она сжала руку мужа, утихомиривая его, весело засмеялась и сказала:

— Неужели вам, дядюшка, охота быть смешным? Посмотрите на себя в зеркало. Вы как будто всю ночь бродили в тумане по грязи.

И Дженни, продолжая смеяться, показала Бонде пятна грязи на его плаще. Бонда, по рассеянности охвативший тот же плащ вместо другого, приготовленного ему слугой, подозрительно и зло посмотрел на Дженни.

— У вас всё глупости на уме. Где бы я ни бродил, — это никого не касается. А вот где бродит ваша маменька — никому неизвестно.

Дженни, обеспокоенная этими словами, скрыла своё волнение.

— Что же тут удивительного, наверное маме стало скучно в одиночестве, и она уехала к кому-нибудь из своих друзей.

— Скажите пожалуйста, любящая мамаша соскучилась без своего ненаглядного детища! Быть может, она отправилась к лорду Бенедикту, желая повидать своё брошенное дитя?

— Да возможность для неё проникнуть в дом лорда Бенедикта абсолютно равна возможности сделаться вам статуей Мадонны, — хохотала Дженни.

Бонда, успокоенный таким категорическим заявлением, всё же старался показать, что он очень обеспокоен.

— Не понимаю вас, дядюшка, — говорила Дженни, брезгливо морщась от запаха винного перегара, распространяемого Бондой. — Чего вы волнуетесь? Мама так ненавидит всех Бенедиктов, что вытащит оттуда Алису из одной только мести. Ну, а я знаю достаточно мамин характер. Если уж она что-то решит, — умрёт, а до конца дойдёт. А тут и для неё, и для меня — её идола — вопрос жизни и смерти.

На лице Дженни мелькнуло выражение такой беспощадной вражды, что жестокий Бонда, и тот внутренне усмехнулся и поздравил себя с верным союзником, в которого он успел превратить упрямую и своевольную Дженни.

— И вы уверены, очаровательная племянница, что ваша маменька будет точна во всём, что касается моих указаний?

— Думаю, что она будет там раньше вас, а тем более нас, особенно если вы будете продолжать мешать нам одеваться, — всё так же мрачно отвечала Дженни.

— Ухожу, через полчаса зайду. Мы поедем вчетвером, Анри будет тоже. А весёлый Марто займется другим, не менее весёлым делом, — нагло хохоча, прибавил Бонда.

— Неужели вы не оставили, дядюшка, своей вздорной мысли о нападении на особняк лорда Бенедикта? — досадливо морщась, спросил Армандо.

— Я не обязан отчитываться перед тобой в своих действиях, мой милый. И в мои распоряжения не вмешивайся.

— Мой муж совершенно прав. Стремиться проникнуть в дом лорда Бенедикта среди белого дня, против его воли, это просто смешно. Да и что вам там нужно, раз Алиса будет в конторе?

— Вот если бы вы и ваша маменька были женщинами тактичными, я не должен был бы разыгрывать комедию нападения на пустой дом. Просто одна из вас могла бы оставить там кое-что, что мне необходимо.

— Ну, а вы, я повторяю, если вы не будете тактичны и не покинете нас сию же минуту, мы опоздаем, — зло огрызнулась Дженни. — И не возьму в толк, почему непременно ехать всем вместе? Если что-то помешает нам, — вы-то будете вовремя. И наоборот.

— Нет уж. Мы вместе будем в конторе, таков мой приказ. Без мужа вы теперь неправомочны. А ваша маменька, конечно, не решится действовать без вас и будет ждать, как бы мы ни опоздали.

Множество мыслей мелькало в голове у Дженни. Её собственное поведение по отношению к матери сейчас казалось ей не только чересчур жестоким, но и небезопасным. Дженни перебирала в уме знакомых матери и решала, куда бы могла пойти пасторша. Нечто похожее на жалость и раскаяние мелькнуло в её эгоистической душе. Подгоняемая мужем, Дженни одевалась, совсем забыв о трауре и о том человеке, завещание которого она собиралась теперь оспаривать. Она надела серый костюм с апельсиновой отделкой, что вовсе не шло к её рыжим волосам и делало её бледнее и старше. Но страсть к ярким расцветкам победила протесты Армандо, советовавшего жене одеться в чёрное.

Наконец вся компания уселась в карету и покатила. Армандо, посмотрев на лица своих спутников при дневном свете, был потрясён их помятыми щеками, тусклыми глазами и вялостью. Переведя взгляд на Дженни, он даже отодвинулся, так она была неинтересна в ошейнике из апельсинового рюша и в спускавшихся со шляпы лентах, широких и ещё более ярких. Обладая природным вкусом, Армандо дал себе слово взять в руки свою супругу в этих делах.

Не проделала коляска и полдороги, как что-то случилось с одной из лошадей. Длительная задержка вывела из себя Бонду. Он предлагал дойти пешком до первого кэба, но Дженни не желала мокнуть под дождём, сменившим утреннее солнце. Они явились в контору, опоздав на полчаса.

Старый адвокат, возмущённый таким нарушением порядка и приличий, по совету лорда Бенедикта всё же сдержал свой вспыльчивый характер и не сделал замечания неаккуратным клиентам. Более воспитанный Армандо принёс извинения адвокату, объяснив опоздание тем, что лошадь, запряжённая в их карету, упала. Анри тем временем впился глазами в свою будущую жену, пораженный её красотой. Привыкнув слышать, что Алиса дурнушка, он искал другую подходящую женскую фигуру, боясь, что красавица, стоящая рядом с высоченным красавцем, окажется не Алисой. Дженни тоже уставилась на сестру, необычайно интересную в своём простом траурном платье. Её злоба вспыхнула вновь, она раскаивалась, что не надела траура, и еле ответила презрительным кивком на ласковый привет Алисы. И всё оглядывалась по сторонам, не обнаруживая матери.

Бонда, такой грубый, властный и самонадеянный всего минуту назад, стал выглядеть каким-то оробевшим, стоило ему встретиться взглядом с лордом Бенедиктом. Он вспомнил свою беспомощность перед дверью пасторского дома, и ему почудилось, что опасность исходит именно от этого великана, которого Браццано обрисовал ему как ничтожного английского глупца.

— Разрешите, лорд Бенедикт, начать, — обратился старый адвокат к Флорентийцу, поклонившись ему, как главному лицу.

— Я протестую, — заявил Бонда. — Нельзя начинать дело о завещании, когда нет главного заинтересованного лица, жены пастора.

— Вы ошибаетесь, — вежливо ответил ему адвокат. — Леди Катарина Уодсворд давно здесь. И только её любезности вы обязаны тем, что мы всех вас ждем. Она сказала нам, что её дочь Дженни вчера вышла замуж, и по сути дела она уже не имеет права голоса в сегодняшнем разбирательстве, но…

— Если она не имеет, — перебил его Бонда, — по весьма умным английским законам, то муж её, мой племянник, имеет это право. И от его имени я протестую.