Конкордия Антарова (Кора) - Две жизни (ч.II, т.1-2)

В эту самую минуту дадим перед этими людьми друг другу обет: каждое утро встречаться у ног, у чаши твоего любимого Мудреца, обещая ему хранить верность его заветам пощады и милосердия. Будем стараться жить среди серого дня, нося Его мир в сердце. И всякий раз будем приходить к Нему, чтобы дать себе отчёт, как прожили мы свой день. Никогда не отправимся спать недовольными друг другом или кем-либо ещё. И если мы обидели кого-то, потому что не сумели удержать горькое, ранящее слово, то постараемся приготовиться к следующему дню так, чтобы доставить больше радости людям.

Карета остановилась у дома новобрачных, где участники свадебного кортежа уже выстроились в две шеренги и, смеясь и шутя, стали забрасывать молодых цветами, пока они шли через холл. Увлечённые друг другом, молодые Ретедли и не заметили, как их по дороге обогнали, как они очутились, в хвосте кортежа, а потому их удивлению не было конца. Под сыплющийся дождь цветов молодые дошли до столовой, где рядом с их приборами бросили по цветку Ананда и лорд Бенедикт, опустившиеся рядом на красивые старинные стулья, откопанные Джемсом где-то на чердаке. В конце обеда лорд Бенедикт предложил молодым поехать в его деревню и там провести последние три дня отпуска Джемса. Так как молодые были в восторге от этого предложения, то им пришлось спешно переодеваться в дорожные костюмы и отправляться на вокзал.

Всей компанией, к огромному неудовольствию родных Джемса, которым не только не удалось играть какую-либо роль во время церемонии и обеда, но и осмотреть обновленный дом, молодых проводили на вокзал, и вскоре их счастливые лица скрылись в тумане.

Когда смолк стук колёс, графиня почувствовала, что в сердце её пусто. Слёзы покатились градом, застилая собою весь мир.

— Не плачьте, графиня, — услышала она голос лорда Бенедикта и поразилась нежности, которая в нем звучала, — своё дитя вы проводили в самостоятельную жизнь. Но разве это всё, что вы можете сделать для людей. Поедемте ко мне. Мой друг Амедей начал изучать строительное дело. Он художник и архитектор-любитель, но талант и вкус у него большие. А Сандра только внешне рассеян. Они с Николаем прекрасные математики втроём они сделают для вас любые планы, чертежи и расчёты. И если бы вы с мужем захотели украсить родные места прекрасными зданиями, — вы могли бы увезти с собой уже готовые проекты. А я разбил бы вам сады, в этом деле меня считают специалистом.

— О лорд Бенедикт! Кто мог бы подать помощь людям с таким тактом и добротой, как это делаете вы? Этот вечер, который из печального превращается вами в радостный, он станет для нас ещё и священным, так как будет началом нашей новой трудовой жизни, о которой мы с мужем неотступно думаем.

Через некоторое время провожавшие молодых приехали в гостеприимный особняк лорда Бенедикта, и в его кабинете, за чаем, обсуждали план больницы и яслей.

В этом обсуждении принимали участие все обитатели дома, и нередко взрывы смеха приветствовали чьи-либо предложения. И чаще всех попадал впросак бедняжка Сандра.

Вернувшись домой после ужасных часов, проведённых в адвокатской конторе, сраженная, разбитая, осознавшая, что её планы овладеть матерью и сестрой разрушились, Дженни была совершенно больна. Два дня она пролежала в постели, почти не открывая глаз. Она еле отвечала тоже не совсем здоровому мужу и изнывала от тоски, бешеной злобы и недоумения. Завлекательные картины богатства, блеска и величия, которыми соблазняли её мать, Армандо и Бонда, — во что они вылились в самом начале новой жизни!

Слова сэра Уоми, которых она никак не могла понять, её расстраивали. Снисхождение лорда Бенедикта она переживала как самое большое унижение и ненавидела его, мать, Алису — все они вызывали в ней такую жажду мести, что Дженни чувствовала, как в её крови кипит яд. Впервые в жизни она не могла вылить наружу своё бешенство. Ни швырять чем-то, ни кричать у неё не было сил. Точно отравленная, Дженни молчала и думала всё об одном и том же: как отомстить, как обрести власть над лордом Бенедиктом и его друзьями.

Совершенно разбитая, Дженни всё же думала только о борьбе. Она упорно стремилась отыскать союзника в лагере противника. Ей думалось, что простодушный сэр Уоми, показавшийся ей человеком очень добрым и недальновидным, как раз подойдёт для этой цели. Она мечтала заручиться его помощью, прикинувшись раскаивающейся грешницей, жаждущей помириться с матерью и сестрой. А последних Дженни так привыкла видеть у себя в повиновении, что не сомневалась в победе над ними с помощью ласковых писем.

"Удалось бы только увидеться с ними, — думала Дженни. — Я заставлю этого синеглазого простака помочь мне добиться свидания".

На третий день её решение действовать созрело. Она, к удивлению мужа, поднялась с постели, стала пить шоколад и даже спросила о Бонде и Мартине.

— Бонда всё ещё говорит шёпотом и согнулся, как древний старик, без надежды выпрямиться. Он мог бы, конечно, поправиться, но этот идиот Мартин к тому, что ничего не смог сделать, ещё и потерял все лекарства, что носил на себе. И Бонда, не взявший запаса, обречён ждать, пока само время его не вылечит. А Мартин, очевидно, сошёл с ума. Он вызвал вчера вечером к себе Бонду и Анри и исповедался перед ними в своих грехах, — ядовито хохотал Армандо. — Что произошло в кабинете лорда Бенедикта, куда ему удалось проникнуть, никто не знает. Но на всём теле Мартина какие-то кровоточащие раны и язвы, должно быть его там пытали.

Дженни вздрогнула и с ужасом посмотрела на мужа. К её ненависти добавился ещё и страх физических страданий. Увидев ужас на лице жены, Армандо криво усмехнулся и продолжал:

— Когда Бонда ушёл, проклиная Мартина, что тот не принёс ему какой-то вещи, столь нужной Браццано, Мартин заклинал Анри убежать от нас. Он объяснил, что его раны вовсе не результат ударов плётки лорда Бенедикта, а тех лекарств, что Бонда заставлял его носить на себе в большом количестве; они-то и разъели его организм. Анри вызвал врача, тот объявил, что болезнь Мартина неизлечима и что смерть его близка.

Ужас Дженни усилился до последней степени. Мартина она терпеть не могла и нисколько его не жалела. А просто видела в его преждевременной смерти невероятную силу врага.

— Бонда говорит, что нам надо уезжать. Хотя встреча с Браццано, когда явимся без Алисы, ничего хорошего нам не сулит.

— Что ты хочешь этим сказать? Разве вы на службе у Браццано? Кто этот Браццано?

— Я думал, ты догадливее, Дженни. Проще всего тебе обратиться за разъяснениями к собственной матушке. У неё получишь исчерпывающие сведения. Уж она-то тебе всё объяснит, — саркастически улыбнулся Армандо.