Инок Никодим - Азбука спасения. Том 13

Ибо клад добродетели, хотя от него каждый человек получает долю по своим силам, всегда остается полным для ищущих его. Не таково земное сокровище, которое, если его делят, то, сколько прибавляют к одной части, столько же отнимают у другой, и избытку у одного соответствует уменьшение доли другого, отсюда у людей начинается ненависть из-за лишения и битвы за большую часть. Что же касается того стяжания, то там стремление приобрести больше не возбуждает зависти, и захвативший больше не наносит никакого ущерба тому, кто считает себя достойным равной части, но по мере того, кто сколько вмещает, (каждый) и сам удовлетворяется в своем благом желании, и у владевших богатством добродетелей прежде оно не оскудевает.

Итак, кто стремится к жизни такого рода и сокровище свое полагает в добродетели, которая никаким пределом человеческим не ограничивается, тот допустит ли когда-нибудь своей душе увлечься чем-либо низким и презренным? Будет ли он с восхищением смотреть на земное богатство, или на могущество человеческое, или на что другое, к чему по неразумию стремятся люди? Если кто по низменности духа расположен еще к подобным предметам, тот вне этого сонма, и не о нем пойдет наша речь. Но кто мудрствует горняя (Кол.3:2) и сопребывает (в вышних) с Богом, тот, разумеется, выше этого, и у него нет обычной падкости на такого рода соблазн я говорю о браке. Ведь желание превосходить других, гордость, эта тяжкая страсть, которую, если кто назовет корнем всякого греховного терния, не погрешит в истине, получает начало более всего от брака.

Людям страсть к любостяжательности ложно приписывает имя господства над тем, что не принадлежит им

Ибо по большей части причина любостяжания – дети, а в славолюбии и честолюбии причина этого порока род, когда честолюбец хочет показаться не ниже своих предков и считаться великим у потомков, желая, чтобы его потомство рассказывало о нем детям. Точно так же и прочие, какие ни есть, недуги душевные: зависть, злопамятство, ненависть и другие того же рода имеют ту же причину. Все подобные пороки неотлучны от тех, кто вовлечен в эту жизнь. Тот же, кто отрешился от них, словно с возвышенного места издали взирая на человеческие страсти, оплакивает слепоту поработивших себя такой суете и за великое почитающих плотское благополучие.

Ибо когда он видит какого-нибудь человека, чем-либо знаменитого в жизни, славящегося почестями, или богатством, или властью он только смеется безумию гордящихся этим и исчисляет кратковременность человеческой жизни, определяя срок ее согласно со словами псалмопевца (Пс. 89:10), а потом, сравнивая эту малую протяженность жизни с бесконечными веками, сожалеет о безумии того, кто предается душой своей столь презренным, низким и скоропреходящим предметам.

Ибо что из здешнего стоит названия блага? Честь ли, которой многие домогаются? Разве придает она что-либо большее удостоившимся ее лицам? Смертный остается смертным, воздают ли ему почесть или нет. Или обладание многими десятинами земли? Приведет ли это обладателя к какому благому пределу, кроме того, что безумец этот будет считать своей собственностью нисколько ему не принадлежащее. От великой жадности он, как видно, и не знает, что поистине Господня есть земля, и исполнение ея (Пс. 23:1), ибо Царь всея земли Бог (Пс.46:8). Людям же страсть к любостяжательности ложно приписывает имя господства над тем, что никак не принадлежит им.

Ибо земля, как говорит мудрый Екклесиаст, во век стоит (Еккл.1:4), служа всем поколениям попеременно и питая рождающихся на ней, а люди, не имеющие власти даже сами над собой, но зависящие во всем от воли Мироправителя, входящие в жизнь, когда не ведают, и вновь уходящие из нее, когда не желают, по великой суетности почитают себя обладателями земли, которая всегда пребывает, тогда как они в свой черед являются и погибают.

Итак, кто видит все это, и потому презирает все, что считается почетным у людей, и к одной только божественной жизни имеет влечение, тот, зная, что всяка плоть сено и всяка слава человечески яко цвет травный (Ис.40:6, 1Пет.1:24; Иак.1:10), сочтет ли когда-нибудь достойным заботы сено, днесь сущее (Мф.6:30), которого завтра не будет? Правильно понимающий божественные предметы знает, что не только дела человеческие не имеют постоянства, но даже и весь мир не останется навсегда таким же, а потому смотрит на эту жизнь, как на чуждую и временную, поскольку небо и земля, по слову Спасителя, прейдут (Мф.24:35; Лк.21:33) и все по необходимости потерпит изменение.

Поэтому он, доколе находится в сей храмине (2Кор.5:1), как говорит апостол о теле, указывая на его кратковечность, тяготясь нынешней жизнью, скорбит о том, что пришествие сие для него продолжается (Пс.119:5). То же утверждает и псалмопевец в своих божественных песнях, ибо поистине те, кто обитает во время жизни с селении (Пс.119:5) этими, живут во тьме, поэтому пророк в скорби о продолжении этого прозябания говорит: увы мне, яко пришелъствие мое продолжися (Пс.119:5). Причиной же такой скорби он считает тьму, так как мы знаем от мудрецов, что тьма на еврейском языке именуется «кидар».

Ибо, поистине, люди, словно одержимые какой-то ночной неспособностью видеть, до того слепы в различении обмана, что не знают, что все, что считается в этой жизни почтенным или, напротив, презренным, существует только в одном представлении неразумных, но само по себе не имеет никакого значения: ни низкое происхождение, ни благородство рода, ни слава, ни знатность, ни подвиги предков, ни превозношение нынешним положением, ни власть над другими, ни подчинение власти других. Богатство и роскошь, бедность и нужда, и все несоответствия жизни, людям неопытным, которые измеряют явления чувством удовольствия, кажется, что все это имеет великое различие, но для человека с умом возвышенным все представляется совершенно равным и ничто не предпочтительнее другого.

Ибо цель жизни одинаково достигается при противоположных состояниях, и каждый ее жребий имеет равные возможности и к добродетельной, и к порочной жизни: оружии десными и шуими, славою и безчестием, как говорит апостол (2Кор.6:7,8). Посредством их человек с очищенным умом и понимающий истину сущего правильно совершает путь, проходя от рождения до конца жизни определенное ему время и, по обычаю путешественников, устремляясь все далее, мало обращает внимания на представляющиеся его (взору) предметы. Ибо у путешественников обычай равно спешить к цели путешествия, проходят ли они лугами и густыми лесами или пустынными и дикими местами, ни приятное их не задерживает, ни неприятное не останавливает. Так и он неуклонно будет стремиться к поставленной себе цели и, не развлекаясь ничем встречающимся на пути, но взирая только на небо, минует течение жизни, подобно искусному кормчему направляя корабль ее к высшей цели.