Инок Никодим - Азбука спасения. Том 8

Но будем остерегаться, чтобы не нашелся человек, который с праздными помыслами оставит молитву и псалмопение, когда услышит об этом, вообразив, что тишина, о которой мы говорили, приходит по нашей воле. Но пусть поймет всякий, кто встречает такие предметы, что подобные действия бывают не от людей и что они не подвластны воле. Ибо умолкают в созерцании и замирают перед тайнами те, кто в минуты молитвы, или также и в другие времена, восторгается умом, жаждущим Бога. Но особенно в минуту молитвы возникают состояния, подобные этим, по причине особого трезвения, сопутствующего человеку. Под молитвой я разумею не только установленные часы или «аллилуии» Псалтири или богослужебные песнопения. Ибо тот, кто достиг этого знания, больше, чем во всех добродетелях, пребывает в молитве. От прозрений получает она свое начало, но прозрениями, опять же, усмиряется и возвращается к тишине.

Ибо на все творения Божии взирает озаренный человек оком разума и видит домостроительство Божие, сопутствующее им на всякий миг, видит небесное промышление, исполненное милосердия, непрестанно посещающее тварь – иногда в виде испытаний, иногда же в виде благодеяний. И благодать Божия открывает этому человеку различные виды действий, которые скрыты от толпы, – действий, которыми пользуется Создатель для чудесного вспоможения каждому естеству, будь то словесному или неодушевленному, – а также невидимые причины, по которым случаются эти изменения со всеми благодаря промышлению, свойственному любви Божией, и той творческой и путеводной силе, которая ведет творение с изумительной заботливостью.

Когда ощущение этих тайн получает все время человек посредством того внутреннего ока, которое называется духовным созерцанием и которое есть видение, происходящее от благодати, тогда в момент ощущения им той или иной из этих тайн тотчас же сердце его утихает в некоем изумлении. Не только уста его прекращают произнесение молитвы и умолкают, но и само сердце осушается от помыслов благодаря чуду, которое нападает на него, и сладость тайн премудрости и любви Божией получает он от благодати благодаря сознательному видению действий и естеств. Это завершение подвижничества души в теле и предел духовного служения, которое совершается в уме. Кто желает достичь вкушения любви Господа нашего, тот должен просить Его, чтобы эта дверь открылась для него. Я удивлюсь, если тому, кто не приступал к Нему с этой просьбой и кто не познал ощущение видения тварей и промыслительных действий Божиих в них, возможно когда-либо ощутить ту любовь, что пленяет души тех, на кого она нисходит. Таковы вещи, открывающие для нас дверь к познанию истины, которое превышает все и которое дает уму путь к славным тайнам досточтимого и божественного Естества.

Еще более удивительно то, когда люди, непричастные безмолвию и великой отрешенности, дерзают говорить и писать об этой тайне славы Божией в тварях. Блажен, кто вошел этой дверью и испытал это на собственном опыте! Слишком бессильна вся сила чернил, букв и словосочетаний, чтобы выразить наслаждение этой тайной. Многие простецы считают, что целью размышления философов является вкушение этой беседы, которая несет в себе красоты всех тайн Божиих. Блаженный Василий-епископ в одном из писем к своему брату делает различие между этим восприятием философов и тем восприятием, которое получают святые в тварных существах – то есть, умственной лестницей, о которой говорил блаженный Евагрий и которая возвышается над всяким обычным видением. «Есть, – говорит он, – беседа, открывающая дверь, через которую мы можем всматриваться в знание тварных естеств, но не в духовные тайны». Он называет знание философов «знанием снизу», которым, по его словам, могут обладать даже подверженные страстям, а то восприятие, которое получают святые через ум посредством благодати, называет он «знанием духовных тайн свыше».

Итак, кто удостоился этого, тот ночью и днем пребывает в таком состоянии, словно некто вышедший из тела и уже находящийся в том мире праведных. Это и есть божественная сладость, о которой чистосердечный и чудный Аммон говорил, что она «слаще меда и сот», но немногие отшельники и девственники познали ее. И это вход в божественный покой, о котором говорили Отцы, и это переход из области страстей к просветленности и к движениям свободы. И это то, что изобилующий духовными откровениями Евагрий называет «стократной наградой, которую в Евангелии обещал Господь наш». И в изумлении величием этого наслаждения хорошо назвал он его «ключом в Царство Небесное».

Как перед истинным Богом говорю я: члены тела не могут выдержать это наслаждение, и сердце неспособно вместить его по причине великой сладости его. Что еще можно сказать, если «восприятием Царства Небесного» называют это святые. Ибо это тайна будущего изумления Богом. Не благодаря прозрению в материальный мир и дела его наслаждаются праведники в Царстве Небесном, но благодаря тем предметам, которые в мире, возводится ум, как по некоей лестнице, к Тому, Кто есть Царство святых, и пребывает в изумлении. Хорошо названо это восприятие «тайной Царства Небесного», ибо в познании Того, Кто есть истинное Царство всего, приходим мы через эти тайны всякий раз, когда ум бывает движим ими, по дару силы Божией.

Путь к Богу не так далек от нас, как превыше всего Сам Бог, Он не вне нас, но в нас самих…

На пути к Богу молитва бывает неотложным духовным оружием ума, так как брань ведется с духами тьмы, действующими через страсти… Архиепископ Антоний (Голынский-Михайловский)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты (Мф. 26:39).

Две выраженные здесь мысли – «Господи, помилуй мя» и «Буди, Господи, воля Твоя святая» – составляют сущность молитвы Иисусовой. Прежде всего, нужно знать, что молитва Иисусова есть действенная суть покаяния, указанная Христом Господом. Она научает делателя отсекать желания своей воли, любить Бога более твари, искренне смиряться, истинно познавать себя, никак на себя не надеяться, приписывать все доброе не себе, а Богу и за все воздавать Ему славу. Молитва Иисусова приближает к Богу, а примирение с Богом порождает истинную любовь к ближнему. Молитва соединяет душу с женихом ее – Господом и становится беседой между Господом и душой. Великое дело Иисусовой молитвы начинается со словесного труда в деятельный период и простирается до периода созерцательного, возводя человека к истинно духовной целомудренной жизни, а достойнейшие, те, которые не осквернились с женами (Откр. 14:4), достигшие устроения истинного духовного девства, сподобляются наивысшей добродетели – молитвы зрительной.