Джош МакДауэлл - Неоспоримые свидетельства. Исторические свидетельства, факты, документы христианства

Видимо, веры этой студентке было не занимать. Она серьезно посмотрела мне прямо в глаза и произнесла два слова, которые я меньше всего ждал услышать от своей соученицы в ответ на вопрос о смысле жизни. Она сказала: «Иисус Христос».

«Бросьте вы, ради Бога, эту чушь! — воскликнул я. — Меня уже достаточно пичкали религией, и церковь мне осточертела. Знаю я цену всей этой религии!"

«Слушайте, — возразила она, — разве я хоть слово сказала о религии? Я же ясно говорю: Иисус Христос!"

Ничего подобного я раньше нс слыхал. Христианство, оказывается, отличалось от религии! А ведь действительно, религия — это попытки людей проложить путь к Богу с помощью добрых дел. Христианство же — это когда Бог приходит к нам через Иисуса Христа и предлагает нам приблизиться к Нему.

Среди студентов и преподавателей высшей школы, наверное, даже больше заблуждений относительно христианства, чем где бы то ни было еще. Недавно я встретил одного доцента, уверявшего, что «любой, кто входит в церковь, становится христианином». «Ну да, — пришлось сказать мне, — а любой, кто входит в гараж, превращается в автомобиль». Между церковью и верой нет связи. Христианин — это человек, верящий в Христа.

Мои новые друзья бросили вызов моему разуму. Они предложили мне критически разобраться в утверждениях, что Иисус Христос — Сын Божий, что, воплотясь в человека. Он жил среди реальных людей и умер на кресте за грехи человечества, что Он был погребен, и на третий день воскрес, что Он может преобразить жизнь человека двадцатого столетия.

Мне все это казалось идиотизмом. По правде сказать, любой христианин для меня в то время был ходячим воплощением глупости. Я обожал громить не слишком уверенных в себе преподавателей, когда те начинали разговор о христианстве. Я полагал, что если у христианина в голове есть хоть одна мозговая клетка, то и ей грозит смерть от одиночества. А на самом деле глупцом был не кто иной, как я сам.

Эти ребята продолжали будоражить мое интеллектуальное самомнение, и я, наконец, принял их вызов — из обыкновенного чувства протеста. Я еще не подозревал, что мне придется иметь дело с фактами, с доказательствами, поддающимися оценке.

Кончилось тем, что я пришел к заключению: Иисус был именно тем, за кого Он Себя выдавал. В сущности, две моих первых книги возникли на основе желания опровергнуть христианство! Когда это не вышло, я пришел к христианству сам. Уже тринадцать лет я доказываю, что разум и вера в Христа не противоречат друг другу.

В тот момент, однако, я порядком растерялся. Разум говорил мне, что возразить нечего, а воля тянула в другом направлении. Христианство оказалось тяжелым испытанием для эгоиста вроде меня. Иисус Христос, призывая меня веровать в Него, уязвлял мое самолюбие. Этот призыв звучал примерно так: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему…» (Отк. 3:20). Меня мало заботило,

умел ли Он ходить по воде или превращать воду в вино. В фокуснике я не нуждался. Но разум мой говорил одно, а воля — другое.

Смятение мое усиливалось при всякой новой встрече с моими воодушевленными друзьями-христианами. Если вам случалось бывать среди счастливых людей в минуты, когда у вас на душе скверно, то вы поймете мое раздражение. Иной раз я даже вскакивал и убегал из комнаты. Дошло до того, что я ложился спать в 10 вечера, чтобы до 4утра мучиться бессонницей. Я понимал, что с этим надо разделаться как можно скорее, чтобы попросту не сойти с ума. Не лишаться же рассудка из-за очередной новой идеи, которые всегда меня привлекали.

Но именно потому, что меня всегда привлекали новые идеи. я и стал христианином. Я учился на втором курсе. А произошло это 19 декабря 1959 года, в половину девятого вечера.

«Откуда вам так досконально это известно?» — спрашивали меня.

Потому что в этот момент изменилась моя жизнь. В тот вечер я молился. Я просил о пути к воскресшему, живому Христу. Который с тех пор неузнаваемо преобразил меня.

Прежде всего я сказал:

«Господь Иисус, спасибо Тебе за Твою смерть на кресте ради меня».

Потом сказал:

«Я сознаюсь Тебе в своих грехах, и прошу Тебя простить их и очистить мою душу». (В Библии сказано: «Если будут грехи ваши как багряное — как снег убелю».)

Потом сказал:

«В эту минуту я, как умею, открываю Тебе свое сердце и жизнь, чтобы верить в Тебя как в своего Господа и Спасителя. Я вручаю Тебе свою жизнь. Я хочу, чтобы Ты преобразил меня до самого основания. Сделай меня таким, каким Ты замыслил человека при сотворении».

И последней моей молитвой было:

«Спасибо, что Ты пришел в мою жизнь через веру».

И вера эта не покоилась на невежестве. Я пришел к ней на основе свидетельств, фактов истории и Слова Божьего.

От верующих нередко слышишь слова об «ударе молнии». Но со мною по окончании молитвы ничего особенного не случилось. Ничего. Никаких крыльев у меня не выросло, я даже стал себя в чем-то чувствовать хуже. Мне стало буквально плохо, до тошноты. «Господи, — думал я, — куда это меня несет?» Было ощущение, что я бросился в омут (не сомневаюсь. что кое-кто до сих пор думает, что именно это со мной и приключилось).

Скажу одно: прошло полгода, потом еще год, и я увидел, что ни в какой омут не бросался. А жизнь моя в самом деле преобразилась.

Об этом я как-то раз, во время публичного диспута, сказал заведующему кафедрой истории в одном американском университете на Среднем Западе. «Мистер Мак-Дауэлл, — перебил он меня, — вы нас всерьез уверяете, что Бог может изменить жизнь человека XX века? В каких же областях?» Я отвечал ему сорок пять минут, говорил бы и дольше, если б он не сказал: «Ладно, ладно, хватит!"

Одной из таких преобразившихся областей жизни было излечение от моей неприкаянности. Я всегда искал себе каких-нибудь занятий: то бежал к своей девушке, то чесал язык с приятелями. Проходя по двору университета, я чувствовал, что в голове у меня — настоящий водоворот противоречий. Попытки заниматься или просто сосредоточиться были безуспешны. А через несколько месяцев после моего решения прийти к Христу ко мне пришел душевный мир. Поймите меня правильно: не то, что из моей жизни исчезли противоречия. Вера в Христа не избавила меня от противоречии, но дала возможность их разрешать. И возможность эту я ни на что в мире не променяю.

Кроме того, у меня был прескверный характер. Я мог взорваться, когда на меня косо смотрели, а на первом курсе чуть кого-то не убил — шрамы от этой потасовки сохранились до сих пор. Я настолько сросся со своим дурным характером, что даже не пытался его исправить. И вот однажды я попал в такое положение, когда непременно вышел бы из себя, — и вдруг обнаружил, что вся моя вспыльчивость начисто пропала! За 20 лет я всего один раз погорячился — и раскаивался в этом целых шесть лет.