Светлана Чезганова - Тайна. Об опытном знании, невыразимом словами

© Светлана Геннадьевна Чезганова, 2021

ISBN 978-5-4485-8599-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Меня закопают! Как мою тётю и моего родного старшего брата. Он ещё младше меня был, когда умер от непонятной болезни. Красавица тётя неожиданно и мгновенно погибла в автокатастрофе, за рулем своей машины. Теперь они в земле лежат, там холодно и сыро. А мы с мамой и бабушкой, сколько я себя помню, ходим к ним на кладбище. Взрослые за могилками ухаживают, а я рядом хожу и думаю, думаю…

У могилы братика. Фото из семейного архива.

Не могу этого принять, не могу успокоиться. Так не хочется, чтобы и моя жизнь закончилась. Хоть сейчас, хоть потом. Жить намного лучше, чем лежать на кладбище. Но тут столько могилок! Конца-краю не видно, многие тут лежат. Ведь им тоже жить хотелось, ну как этого не хотеть? Но они умерли. Не правильно, не должны люди умирать!

Потом меня закопают! А я не хочу. Как тогда жить, если в любой момент умереть можешь? Как жить с этой мыслью? Когда ты уже знаешь про смерть. Раньше я не знала и жить было легко. Казалось, что всё так и будет целую вечность. Оказалось, нет. Куда-нибудь собираешься сходить, что-то сделать, и вдруг раз, и смерть. И никогда уже, ни-ко-гда… как это страшно. Взрослые меня успокаивают. Говорят, что я не скоро умру. Сначала бабушка умрёт. Потом родители и другая моя тётя. Я буду ходить к ним на кладбище, за могилками ухаживать. Потом мои двоюродные брат с сестрой умрут, к которым мы часто ходим в гости. Потом я, как самая младшая. Но меня это не успокаивает. Я не хочу, чтоб они умирали. Какое страшное будущее у всех нас! Неужели ничего нельзя изменить? Я продолжаю задавать вопросы дома папе и маме. Они же взрослые, умные, должны же найти выход.

И вот однажды мама сказала, что не всё так плохо. Чтоб я зря не расстраивалась, потому что скоро придумают таблетку от смерти. Я спрашиваю, как это? Оказывается, учёные изобретают таблетку от смерти. Если её принимать, то жизнь будет продолжаться. Когда её изобретут, люди будут жить вечно, если захотят. И не умрут ни-ко-гда! Вот здорово! Это всё меняет. Теперь я жду, поскорей бы изобрели! Так я думала в детстве. Потом мы переехали в другой город. Через два года ещё в другой. Кладбище потихоньку забывалось, но завелась у меня одна привычка, которая очень нервировала папу. Дело в том, что я любила рассматривать семейные фотографии и расспрашивать о родственниках, изображённых на них. Среди прочих фотографий хранились чёрные конверты от фотобумаги, а в них были фотографии похорон и усопшие родственники, о которых я расспрашивала. И вот этого расспроса папа не любил, поэтому однажды он вручил эти конверты своей маме, чтобы она забрала их себе.

Тайна… чувствуешь её по сердечному влечению и не можешь постичь. Бывает, что так и не поймёшь, и отступишься. А спустя годы тайна сама тебе неожиданно откроется. Вот так и было со мной в детстве, и история эта очень поучительная.

Всё началось с того, что мы переехали в Минусинск, на родину моего отца. Папа засобирался в гости к другу детства, Леониду. Мне, конечно, тоже туда захотелось. В шесть лет разве усидишь дома, когда вокруг так много нового и удивительного. У Леонида настоящая русская изба с большой белой печкой, так хочется хоть раз увидеть! Мама меня поддержала и папа «сдался».

Мать Леонида открыла дверь, ахнула от неожиданности и радости:

– Ах, Гена, столько лет… а это кто же – дочь?

Оказалось, Леонид на работе. Водитель «скорой помощи». Холост, живёт со своей мамой. Когда-то эта добрая женщина дружила с матерью моего отца, а их дети дружили между собой. В голодные военные годы мужья были на фронте и женщинам с маленькими детьми ох как трудно было выжить в суровой Сибири. Обе были верующие, старообрядцы-поповцы.

Хозяйка пригласила нас в дом, а сама ушла за соленьями. В светлой комнате, справа от входной двери, красуется большая белая печь, прямо как в сказке про Емелю. Слева цветастая занавеска, а напротив входной двери висит чей-то портрет в рамочке. В те времена в учреждениях висели портреты Ленина, такие же большие. Но это был явно не Ленин.

– Папа, а это кто? Кто на портрете? Папа, кто это на портрете?

– Э… если интересно, спроси у хозяйки.

Раз папа не знает, значит, это не какой-то знаменитый и известный человек. Хозяйку я встретила вопросом:

– Извините, а это кто на портрете – Ваш родственник?

Она с недоумением и болью посмотрела на отца:

– Как?! Разве вы ей не говорили?

– Мы решили, пусть она сначала вырастет, потом сама всё узнает.

Портрет оказался иконой. Тут же выяснилось, что меня даже не крестили. Это совсем расстроило добрую хозяйку.

– Такая большая девочка и не крещена! Как же, Геннадий!

Я почувствовала себя обделённой. А хозяйка тут же отодвинула ту самую цветастую занавесочку. Такого я ещё не видела ни дома, ни в гостях. Узенькие полочки, а на них иконы и разные святыни. Как бы забыв о моём папе, она с благоговением принялась мне о них рассказывать, и рассказывала, пока мне не наскучило. Тогда она пригласила нас за стол и всё расспрашивала папу о семье, о родителях.

Папины родители, Афанасий и Евстолия, к тому времени уехали из Минусинска в Красноуфимск, в родные края. В Минусинск они попали из-за ссылки. Ссыльные жили в Сибири трудно, голодали. Когда появилась возможность уехать, уехали. А для папы Минусинск родной город, вот и вернулся.

Хозяйка опять посматривает на меня и говорит:

– Гена, крести дочь!

Папа в ответ неопределённо пожимает плечами и молчит. Хозяйка всё расспрашивает. Вспоминают прошлое. На столе картошечка из печки, в чугунке, с зеленью. Маленькие квашеные арбузики-мурашки, разные соленья. Всё очень вкусное. Хозяйка хлопочет, хочет нас получше угостить.

– Геннадий, возьми домой… вот огурчики, помидорки, капустка, арбузики… всё своё, с огорода.

– Нет, нет, спасибо, нам не надо.

Я тихонько толкаю папу локтем и шепчу:

– Пап, арбузик возьми.

Но папа стесняется взять арбузик. Тогда хозяйка молча достаёт нам из бочонка три арбузика-мурашка. Папа пробует отказаться, но она решительно говорит:

– Супруге передай.

Домой мы ушли поздно, так и не дождавшись Леонида. Работа, что поделаешь. Больше я у них никогда не была, но хозяйкины слова и пожелания крепко запомнила. Я поняла, что не знаю чего-то важного, какую-то хорошую Тайну, что я вообще чего-то лишена. Тайна меня манила и притягивала. Но вера в Бога была в Советском Союзе под запретом.