Александр Роцков - Грааль и Откровение Иоанна Богослова. Философия благородства

Где-то на востоке высится гора, называемая Монсальват, что значит – гора спасения. На вершине находится замок, обитель высшего братства, с дивным святым храмом. Путь наверх преграждает бурная река и отвесные скалы. Кругом непроходимые леса. В это таинственное место, в это Братство могут попасть лишь "чистые сердцем – те, кто проявил великую преданность Всевышнему, смирение, самоотверженность, стремление помогать слабым, сражаться за добро, и кто всю жизнь боролся во имя защиты священного достоинства Грааля. Только такой может быть позван самим Граалем и попасть в это священное место".

Что же представляет собою этот волшебный святой замок? В старофранцузском романе в прозе "Перлесваус" этот чудесный замок назван Эдемом (!), "дворцом душ", "замком радости". Мистический свет божественной энергии пронизывает и наполняет это место. Как на Западе, так и на Востоке распространена вера, что над общинами святых праведников сияет пламя божественного небесного огня, энергия Св. Духа, которая для верующих людей иногда видима и телесными глазами. Например, в житии Св. Франциска Ассизского написано, что "во время его молитвы так сиял монастырь, что странники вставали, думая, что уже заря".

Внутри замка находится "дивный и святой" храм. Этот храм построен и предназначен для религиозных целей. Ничего не утверждая и ни на чём не настаивая, мы хотим лишь вспомнить тоже некий загадочный храм, показанный пророку Иезекиилю в его последнем, как будто прощальном откровении, настолько таинственном и сложном, что оно могло быть сообщено ему только в символических образах, непереводимых вполне на ясный язык человеческих понятий. К видениям Божественное Откровение прибегает тогда, когда сообщаемая человеку тайна не умещается в слова (Толковая Библия А. П. Лопухина Т. 2 стр. 456). Это видение до сих пор представляет неразрешимую загадку для экзегетов. Надо сказать, что обилие таких таинственных видений, одно другого величественней, является главной особенностью пр. Иезекииля, которого справедливо считают родоначальником еврейской апокалиптики. Имея в виду необыкновенную возвышенность этих видений, Бл. Иероним назвал книгу Иезекииля "океаном и лабиринтом тайн Божиих". У евреев запрещалось не достигшим тридцатилетнего возраста читать первую и последнюю главы этой книги. Но вернёмся к храму. Храм – "на весьма высокой горе" (Иез. 40:2). "Вне храма – стена (замок) со всех сторон его" (Иез. 40:5). Очень важно и удивительно то, что этот храм – не тот храм, который на горе Сион в Палестине. По всем описаниям, причем в самых мелких деталях и подробностях устройства, это именно другой храм, и на другой горе. Кроме того, у Иезекииля совершенно непонятно время возникновения этого храма. Существует ли он с более древних времён, или это славное будущее некоего народа божия? Самым лёгким и безопасным для большинства экзегетов было относить видение к самым последним временам мира. Тогда бы оно совсем не требовало объяснений. Иудейские раввины, например, всегда так и считали, что даваемый видением культ будет осуществляться после первого воскресения. Это и понятно, ибо как можно для иудея допустить мысль, что кроме того единственного храма, который построил Соломон, существует ещё и другой, к тому же, более правильный? Но такое их понимание не неуязвимо. Последние времена так же непостижимы для современного человека, как и его загробная жизнь, и для понимания того и другого нужны не наши теперешние формы мышления (это тем более справедливо для современников Иезекииля). Посему, если бы вся эта большая часть книги Иезекииля говорила бы лишь о неопределенно будущем времени, то она была бы настолько же бесполезна для нас и имела бы не большее значение, чем подробные описания кончины мира, которыми переполнены древние и новые апокрифы. Поэтому все попытки отнести это пророчество к последнему времени грешат тем, что ищут в нём указаний только лишь на определённое время и конкретные события. Между тем, сам пророк прямо и неоднократно предостерегает от такого понимания своего видения: "Возвести дому Израилеву о храме сём, чтобы они устыдились беззаконий своих и чтобы сняли с него меру. И если они устыдятся, всего того, что делали, то покажи им вид храма", "чтобы они сохранили все очертания его и все уставы его и поступали по ним" (Иез. 43:10-11). Следовательно, видение носит, прежде всего, этический характер (Толковая Библия А. П. Лопухина Т. 2 стр. 457-458).

Имеет ли загадочный храм Иезекииля отношение к Граалю или нет, в любом случае надо думать, что с самого начала Грааль включал в себя интуитивное представление об Эдеме и храме в нём, как о священном пространстве, в котором стремится быть верующий человек. Это некое место сгущения мистического бытия, средоточие священных смыслов, вокруг которых организуется священная жизнь, а значит и священная история. Священное время в отличие от профанического измеряется не количеством оборотов земли вокруг солнца, а количеством и качеством событий, т.е. их концентрацией в экзистенциальном смысле. Если человек мучительно не ощущает себя находящимся на духовной периферии, среди несущественных явлений, он не услышит зов Грааля. Такие люди влачат то обывательское прозябание, которого и заслуживают, ибо достоинство выше сего только усилием обретается ("Силою берется" Мф. 11:12). Они могут считать свою жизнь нормальной, но люди мыслящие и наблюдательные хорошо знают, что и человек и сама природа находятся в ненормальном и противоестественном состоянии, далеком от идеальных замыслов Творца. Вот он, круг понятий, в котором находится смысл рассматриваемого нами символа: идеальные замыслы Творца, нормальное состояние природы и истинное существование. Грааль – это ИСТИННОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ. Именно не сокровище, не волшебный предмет, не "мистический пульт" с кнопкой для власти и бессмертия, а истинное духовное состояние, которое дает и божественную власть, и бессмертие. Чаша, как предмет, всегда служила только символом. Для Вольфрама фон Эшенбаха, например, так же как и для анонимного автора "Перлесвауса", Грааль определяется как символ мистического опыта, духовного состояния бытия, включающий в себя поиск и превращение, озарение и связь с небом.

Многие обращают внимание на время появления в Западной Европе текстов, посвященных Граалю. Здесь представляется важным признаком то, что не было ни одного упоминания до тридцатых годов XII века и вдруг бурный расцвет Граалиады в течение следующего столетия. А.В. Веселовский на этом основании делает вывод: "в основе первой части Grand Saint Graal лежит какая-нибудь местная легенда об иудейско-христианской диаспоре в северной Месопотамии, легенда сирийская…" А поскольку время распространения этой легенды в Европе совпадает с крестовыми походами, то напрашивается вывод, что крестоносцы, познакомившись с ней на востоке, принесли ее домой в Европу, где символическое восприятие сменилось буквальным и волшебным. Что ж, правдоподобная историческая гипотеза, но, в этом рассуждении, отчасти, может быть, и близком к истине, обнаруживается, однако, слишком уж научное понимание проблемы, далекое от экзистенциально-поэтического восприятия архетипов (а ведь Грааль это один из них). Карл Густав Юнг неоднократно называл миф о Святом Граале величайшим мифом Средневековья: "Тот, кто говорит архетипами, глаголет как бы тысячей голосов…, он подымает изображаемое им из мира единократного и преходящего в сферу вечного; притом и свою личную судьбу он возвышает до всечеловеческой судьбы…"