А. Малышевский - Братство любви Николая Неплюева. В 2-х кн. Кн. 1

Первопричина грехопадения – общение со злом, общение с падшим ангелом, ставшим дьяволом. Он соблазнил первых людей, заразил их гордостью своею; извратил в них святую гармонию духа, научив гордость ума и своеволие поставить выше любви к Богу и смиренного подчинения святой воле Его.

И первые люди захотели стать равными Богу, испробовать добро и зло. Единомыслие и единодушие с Богом было нарушено, они сознательно поставили ощущение и разум выше любви.

С этой минуты святость Божья стала для них укором и общение с Ним мучительно: они устыдились духовной наготы своей. Постигшая их кара состояла в том, что Господь предоставил крамольным созданиям своим испытать логичные последствия своеволия. Они устыдились духовной наготы своей – Он одел на них кожаные одежды [119], которые, по толкованию святого Григория Богослова, были не что иное, как то грубое тело, которое мы и теперь носим. В этом теле мы лишены видения силы и главы Божьей, можем, если того желаем, не только забыть о Господе Боге, но даже уверить себя в том, что Его совсем не существует; можно, таким образом, совершенно самостоятельно выбирать добро или зло, заслужить прощение и вечное блаженство общения с Богом и верными чадами Его или убедиться, что мы этого блаженного общения недостойны.

Они не захотели подчиняться благой воле Божьей. Он предоставил им испытать жизнь вне Царства Божьего. Проклятие земли в делах человеческих и было освобождением земного мира из-под благой опеки мудрости Божьей. С тех пор, хотя природа и живет по законам, установленным Богом, Господь не направляет более силы ее на благо всех: природа действует как неумолимый организм, страшная стихийной силою своей машина, часто безжалостно разрушающая самые дорогие надежды и самые остроумные расчеты наши. Человечество стало блудным сыном и будет блуждать вдали от небесной отчизны, пока всеми силами души не возжелает вернуться под кров отчий, под благую опеку мудрости Божьей. Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили (Рим. 5, 12). Не согреши Адам, он не устыдился бы пред Богом, Господь не одел бы на него кожаные одежды тела, не предстояла бы ему необходимость сбрасывать с себя эту одежду, другими словами – умереть.

Смысл земной жизни в том и состоит, чтобы вдали от видения силы и славы Божьей всем существом своим пережить сознание невозможности счастья без Бога и возжелать единомыслия и единодушия с Ним не из страха и не из корысти, а в силу непреодолимой потребности духа, алчущего и жаждущего правды и любви.

Пока человек не признает этой внеземной конечной цели бытия, земная жизнь не имеет и не может иметь для него никакого разумного смысла: неизбежность смерти делает одинаково бессмысленными для него и скорби, и радости, и всякую надежду. Он может только бессмысленно прозябать, опьяняя себя, упиваясь грубыми страстями, научными калейдоскопами, игрушечного дела эстетикою или предаваясь сонливой апатии будничной рутины.

Пока дух пребывает в состоянии эгоистического своеволия, он не чувствует потребности вернуться в дом Отца Небесного, способен удовлетворяться приятным прозябанием или завистливою ненавистью к тем, с кем борется за возможность этого приятного прозябания. Это люди, преданные суете, – дети мира сего [120]на степени высшей дисгармонии духа – скотоподобный человек. На этой степени духовного отчуждения от Бога не только невозможно общение с Богом, но и нет потребности в святой радости причастия Духа Святого. Если страх или переданная от отцов рутина заставляет их обращаться к Богу, они приближают к нему устами своими и устами чтут Его, сердца же их далеко отстоят от Него [121]; молитва их – кощунство и Богопочитание – оскорбление Бога, святости имени Которого они совсем не понимают, судя о Нем по себе, воображая, что можно подкупить Его дарами и льстивыми словами, оставаясь злыми и порочными.

Когда человек пробуждается от угара власти ощущений, он начинает чувствовать потребность разумной жизни, он переходит из периода царства ощущений в период царства разума, становится из скотоподобного существа – существом разумным. Бессмысленное пьянство жизни не может более удовлетворять его; он не может более отделываться от потребности ума и сердца пробудившегося духа, забавляясь игрою в науку, эстетику, благочестие, благотворительность и любовь. Если нравственные потребности духа и не заговорили в нем с силою духовной жажды, потребности разума стали для него главным делом его жизни, заняли в ней место первое.

Если при таких обстоятельствах жажда духа жить разумно и разумно относиться ко всему окружающему не приведет логично к вере в высший разум мира, мудрого Творца того стройного творения, изучение которого и составляет содержание всех наук, она непременно приведет к сознанию подавляющего величия и разнообразия мирового организма, к сознанию ничтожности, беспомощности, затерянности среди него песчинки-человека, к сознанию бесцельности сознательно скорбного прозябания. Тут только и может быть два выхода: возвращение к скотоподобию, на этот раз сознательному и потому сугубо позорному, – явлению, известному в наше время под именем культурного одичания, или духовное безумие беспросветного отчаяния – явление, не менее нам известное под видом пессимистической философии с ее мировой тоской.

Когда гармония духа восстанавливается до первенствующего значения любви, неверие более невозможно: нельзя любить добро, не любя источник добра; нельзя любить творение, не любя творца; нельзя любить человечество, не любя высшее проявление добра на земле, лучшего из смертных – Спасителя – Христа. Нельзя любить не веруя, нельзя любя не устраивать жизнь на основе любви, нельзя не веруя верить в возможность победы добра и в любовь, как основу жизни.

Когда таким образом блудный сын убедится в невозможности счастья вдали от дома Отца Небесного и любовь пробудит в нем память веры, умом и сердцем он более не принадлежит миру сему , по духу он стал братом ангелам и святым.

Господь, не насилуя его, может возобновить благодатное общение с ним – источник блаженства вечного: с этого времени он знает, в Кого верует [122]и верою ходит, а не видением [123]. Из сына мира сего он стал чадом Божьим, Царство Божье внутри его есть [124]и день смерти для него лучше дня рождения [125]– это день, в который он сбросит пыльную одежду земного скитания, омоется банею смерти от пыли и праха долины плача и печали [126]и добровольно, сознательно, радостно вернется в дом Отца Небесного, чтобы больше не покидать его.