Игумен Нестор (Кумыш) - Новомученики Санкт-Петербургской епархии

Октябрьский переворот 1917 года, происшедший в Петрограде и ввергнувший Россию в пучину неисчислимых бедствий, со временем достиг и пределов Нарвы. В ноябре месяце немецкая военная власть, утвердившаяся в Эстляндии в ходе первой мировой войны, сменилась диктатурой большевиков. Совершив насильственный захват власти и объявив Эстонию Трудовой Коммуной, представители нового режима первым делом взялись за очищение страны от «религиозного дурмана». 10 декабря 1918 года Совет Эстляндской Трудовой Коммуны издал декрет о выселении из страны всех лиц духовного звания. «Попы всех вероисповеданий, как распространители ложного учения, объявляются контрреволюционерами и, тем самым, врагами трудового народа, и им запрещается пребывание в пределах Эстонии», – говорилось в этом документе. Через два дня вышло новое постановление, запрещавшее совершение богослужений. А 30 декабря Управление Внутренних Дел передало все культовые здания в распоряжение местных исполнительных комитетов. Фактически, эти декреты преследовали цель полного уничтожения Церкви в пределах Эстонии. На основании этих указов все нарвское духовенство было арестовано. В обвинительной графе каждого арестованного священнослужителя значилось: «православный поп, заложник» [4] ЭГА. Таллинн, ф. 28, оп 3, д. 66. . Священникам было выдано предписание покинуть страну в течение 24 часов. Депортации избежали только трое из них: отец Александр Волков, отец Дмитрий Чистосердов – они были расстреляны – и отец Владимир Бежаницкий, священник Нарвской Кренгольмской Воскресенской церкви. Последний упросил власти оставить его в Нарве, принять во внимание его преклонный возраст и болезненное состояние. Большевики «снизошли» к просьбе «классового врага» по-своему, т. е. издевательски: о. Владимира освободили с правом проживания в Нарве, но заставили его при этом рыть ямы для расстреливаемых. Бедный пастырь, не выдержав такого испытания, впоследствии лишился рассудка.

Арестованного отца Александра обвинили в монархизме. Никаких расследований, конечно, не проводилось. Списки расстреливаемых заранее составлялись местными ЧК и затем отправлялись в отдел внутренних дел Эстляндской Коммуны. «В список № 1, – говорилось в секретном циркуляре, – надлежит внести тех из находящихся в живых еще лиц, которые с 1905 года в той или иной форме притесняли или преследовали трудящийся народ. Вы отвечаете за то, чтобы в этом списке не было пропущено ни одного имени, ни одного барона, пастора или православного священника, живущего в этом районе, совершенно независимо оттого, как смотрит местное население на его деятельность" [5] Газета «Ревельское слово» от 30 января 1919 года. . При таких широких правах, местные карательные органы, минуя всякое судопроизводство, могли вносить в число смертников кого угодно. На протоколе ареста о. Александра от руки наискосок было размашисто написано: «Смотри обратную сторону». А на обратной стороне этого документа в верхнем левом углу та же рука начертала: «Комиссия (по борьбе с контрреволюцией – прим. авт.) постановила: русского попа Александра Павлиновича Волкова— расстрелять. 6. 01. 19. О. Эллек» [6] ЭГА, там же, л. 115. . Таким образом, Оскар Эллек, председатель Нарвской комиссии по борьбе с контрреволюцией, без всяких допросов и дознаний, единолично вынес решение о расстреле о. Александра, поставив резолюцию прямо на протоколе ареста.

Против записи «Чистосердов Дмитрий Стефанович» в соответствующей графе «смертного» списка стояла запись «Mustsada» [7] Там же, л. 26. , что в переводе с эстонского языка означало «черносотенец». Других документов, касающихся отца Димитрия, – ордера на арест, протокола допроса и т. и., – в архиве по делу репрессированного духовенства не обнаружено. «Черносотенец» – это единственное слово против его фамилии говорит о том, что отец Димитрий, как и отец Александр, оставался в 1919 году человеком, преданным монархии и Государю Императору, на верность которому они присягали в свое время, как и все граждане России. Их «монархичность» заключалась лишь в той верности идеалам великой России, в которых они были воспитаны и которые стали впоследствии неотъемлемой частью их души. В политической деятельности они замешаны не были, иначе бы в следственном деле обязательно появились бы соответствующие документы и характеристики. Абсолютное отсутствие архивных данных в документах Эстляндской Трудовой Коммуны о принадлежности двух приговоренных к расстрелу настоятелей к партиям и союзам не оставляет сомнений в их аполитичности. Как пастыри, они, вероятно, не могли не говорить открыто о своих взглядах и убеждениях в то трагическое и противоречивое для России время, не могли не обличать революционной направленности тех горожан, являвшихся их паствой, которые оказались втянутыми в губительную борьбу с «царским режимом». Только за это – за искренность и пастырское прямодушие, за верность своему долгу и взрастившей их Родине и Церкви – они и были приговорены к расстрелу. На второй день Рождества Христова, в праздник собора Пресвятой Богородицы, 8 января 1919 года, их вывели за пределы города и предали мученической смерти.

Говоря о гибели двух Ивангородских настоятелей, следует заметить, что уничтожение духовенства в те годы носило организованный, а не произвольный, характер. Расстреливая пастырей или выдворяя их за пределы страны, красные комиссары искореняли идеологию, которая, как им казалась, поддерживала существование строя имущественного неравенства. Характерно, что в декрете Я. Анвельта священство названо отнюдь не «классовым врагом» или «прислугой эксплуататорского меньшинства». Служители Церкви объявлялись в этом документе «распространителями ложного учения». А это значит, что, уничтожая духовенство, большевики боролись, прежде всего, с учением Христа, с православной верой как таковой. Торжество идей социалистического преобразования общества требовало полной ликвидации Церкви. Все это не позволяет нам считать убиенных пастырей случайными жертвами времени, втянутыми в роковой круговорот исторических событий, а обязывает относиться к ним как к мученикам за веру православную и Церковь Христову.

История не сохранила нам подробностей гибели двух ивангородских священников. Тела расстрелянных были брошены в нечистоты. Когда красные были вытеснены из Эстонии, священник Никольской Ивангородской церкви отец Константин Колчин позаботился об отпевании мучеников и христианском их погребении. (Могила одного из них, отца Александра Волкова, сохранилась до наших дней.) Имена Ивангородских пастырей до 1940 года, т. е. до ввода советских войск в Эстонию, почитались в городе наравне с именем священномученика Платона, епископа Ревельского. «В воскресенье, 15 января, – сообщалось в газете «Нарвский листок» от 1928 года (№ 5), – в Преображенском соборе, после литургии причтом во главе с Его Высокопреосвященством архиепископом Евсевием (Гроздовым) была отслужена великая панихида по убиенным большевиками ей. Платоне, прот. Д. Чистосердове и свящ. А. Волкове. Молитвенная углубленность богомольцев, строгая траурная тишина, скорбные напевы панихиды невольно приковывали внимание к тем страшным, ушедшим дням, когда расстреливали за исповедание Христа этих великих священномучеников. Кто из нарвитян не знал отца Димитрия Чистосердова и отца Александра Волкова? Милых, самоотверженных пастырей, которых за любовь ко Христу расстреляли на Кренгольмском поле и тела их бросили в свалочное место. Пусть светлые имена их постоянно будут в нашем сознании».