Андрей Ткачев - Скромное апостольство.

Невозможно двигаться к совершенству, пренебрегая рабочими и служебными обязанностями, делая свою работу тяп-ляп. Ты кондитер? Делай свое дело с мыслью о тех, кто будет твои изделия есть. Ты штукатур? Плиточник? Думай о тех, кто будет жить в доме, тобою обустроенном. Водитель, портной, доктор, инструктор по вождению… Это всех касается. Человек должен делать свою работу так, чтобы его благословляли пользователи его трудов. Благословляли, а не проклинали и не злословили. Здесь одним мастерством не обойдешься, поскольку есть мастера жадные, мастера хитрые, мастера, никого не любящие. Здесь нужно к мастерству добавить сердце, заботящееся о клиенте, видящее в нем брата. Вещь элементарная, однако довольно редкая.

Нужно думать о людях, и, конечно, думать хорошо. Лишний раз их обижать и жизнь им усложнять не надо. Вспышки раздражения с их стороны стоит гасить благоразумным терпением. Все это любовь, доступная нашей худости. По крайней мере, это путь к ней.

Вряд ли нам придется совершить какие-то большие дела. Будем довольствоваться делами маленькими, которыми полон каждый день. Как говорил один из Оптинских старцев: «Святой Герасим был велик – у него был лев. А мы маленькие. У нас кот». И поглаживал при этом котофея, примостившегося у него на коленях.

Новый год – один из тех редких дней в году, когда масса народа не спит, совершая пьяную и обжорную пародию на всенощное бдение возле салата оливье, голубого (в разных смыслах) экрана и т. п. Это при том, что ночью не спать наш народ не привык. Сон – одно из немногих утешений бедняка. Сон бедняка, как говорит царь Соломон, сладок; и не важно, много или мало он съел. Богатый, напротив, отягченный лишним съеденным и выпитым, ворочается на ложе своем до рассвета. Это тоже говорит Соломон (см. Еккл. 5, 11). Нетрудно догадаться, что бедный народ наш в подавляющей массе своей на протяжении длинной истории спал крепко хотя бы потому, что, как говорил Портос, «кто спит, тот ест». То есть мало тратит сил и забывает о пустом желудке.

Но вот в Новый год мы не спим. Не привыкли. И возникает хорошая мысль. А именно: встретить Новый год молитвой в храме, ночью, не за изобильным столом, и не лицом в салате, и не в чужой квартире с вопросом утром «где я?» или «кто ты?». В храме встретить календарное начало нового года! Чем не красота и чем не благодать?

Часы на кремлевских курантах пробьют двенадцать раз, и раздастся по миру всякое «ура» на русском языке, и хлопнут открытыми пробками бутылки шампанского. Но именно в это время во многих храмах священники скажут: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа», – и начнутся литургии. И ничего лучше невозможно придумать.

Раньше это была редкая традиция. На все новое (хорошее оно или плохое – разницы мало) у нас смотрят пристально и с прищуром. С подозрением смотрят. Сами себе свой прищур объясняют тем, что «традицию хранят». Ну да ладно. Не мы судьи. Сегодня традиция служения литургии новогодней ночью мало-помалу распространилась, и уже трудно ругать священников за «невиданное новшество», ибо много их – служащих с 31-го на 1-е ночью. Людям нравится. Все трезвые и радостные. У всех больше реальных надежд на такое же реальное счастье в Новом году после молитвы и причастия, нежели после ночной пьянки-гулянки. Кажется, дело понятное и решенное. Но…

Но традицию молиться по ночам можно постепенно распространять и за пределы власти Деда Мороза.

Вообще христиане раньше молились по ночам больше, нежели при свете дня. Наш возглас всенощной «Слава Тебе, показавшему нам свет» напоминает именно об этих временах. Ночь, проведенная в молитве, для христиан такое же естественное явление, как ночь, проведенная за картами для любителя преферанса. И ведь заметьте: любителей преферанса (равно как и любителей ночных дискотек, пьянок-гулянок и прочих ночных занятий) никто не ругает и не осуждает. Это их жизнь. А нам сказано не осуждать. Мы и не осуждаем. Зато сами своих ругаем временами за то, что не хотят сопеть носом и смотреть сны. Ругаем за то, что хотят ночью молиться. Странное дело и непонятное.

Ночные литургии опять выходят из вековой темноты и заявляют о своем праве на существование. Есть такая фраза: «Будущее Церкви – это ее прошлое». Все великое, что было явлено Церковью в прошлом, вновь должно явиться перед закатом истории. И аскетизм, и милосердие, и взаимопомощь, и евхаристическая ревность… И ночная молитва тоже. Люди будут чем дальше, тем больше по ночам пить, блудить, колоться, нюхать, воровать, драться, резаться, вешаться… А Церковь, не смешиваясь с массовым беззаконием, должна будет усугубить молитву. В том числе ночью.

Темп жизни таков, что, кроме воскресенья, особо и не помолишься за литургией. Работа, знаете ли. То да се. Но кто мешает раз в месяц или раз в две недели собраться в предписанное время в храме под полночь, помолиться, причаститься и разъехаться по домам? К двум ночи уже спать будете. Многие в это время только от телевизора и компьютера отрываются. А утром на работу, как положено. Кто мешает? Да никто, кроме личной лени и ложных страхов. Как бы чего не вышло.

Но жизнь сама заставит нас молиться ночью. Сама внутренняя логика церковной истории заставит нас молиться и по ночам, и на чердаках, и в поле, и в трюме корабля, и в летней кухне (список я могу продолжить). Так давайте привыкать, не дожидаясь гонений и молитвенно отодвигая их приближение. Ведь евхаристические собрания реально разрывают сети диавола. Молитва Церкви ослабляет тотальное лукавое действие на род человеческий. Только она и ослабляет. Стоит нам всем уменьшить лукавую жатву новогоднего пьянства, ссор, драк и разврата тем, что многие верные соберутся в эту ночь на молитву и Евхаристию. А там, глядишь, у нас и вкус к духовным трудам появится. Ибо, честно говоря, в некоторых из нас этого вкуса совсем не заметно.

Один из механизмов нашей жизни, болезненно неизбежный, – узнавание ее изнанки через страдания. То есть гуляет человек по улице большого города, или сидит в теплом доме у телевизора, или лепит снеговика с младшим сыном. Все хорошо. Но вот приходит в его жизнь болезнь. Она может прийти к тебе самому или к тому, кого ты любишь. И ты погружаешься в совершенно другую реальность. Попадаешь в больницу, видишь очереди больных людей, забеганных, замученных врачей, получающих, кстати, не очень большие зарплаты, которые обязаны всех любить, но на это души не хватает.

Попади в ожоговое отделение – там у тебя прямо душа задрожит от этих всех ран, которые на людях, обварившихся кипятком или ударенных током. Попади в травматологию – там от этих поломанных рук-ног и от запаха гипса у тебя тоже закружится голова.