Геннадий Феоктистов - Апостол Павел в свете Посланий

И наконец, на мой взгляд, представляет смысл обращения к описанию своего пути к Христу. Могли оно быть сколько-нибудь весомым аргументом для неустойчивых язычников в приобщении их к покаянию в свершенном отступничеством. Вряд ли для них представляли значимыми взаимоотношения Павла с иерусалимским христианством. Очевидно, апостолы для них были чем— то далёким и отстранённым. Возможно, даже дальше Христа. Разве что для нескольких членов христианской верхушки. Здесь нельзя говорить о «церквах», ибо церковь как институт сформировалась лишь во втором веке. Поэтому обращение к Галатийским церквам выглядит позднейшей вставкой. Впечатление, что Послание дало Павлу невольный повод для воспоминаний о собственном пути к Христу, т. е. носит характер личного отступления, дорогого для него. Но которое он как опытный пропагандист попытался использовать в качестве примера для успеха в конкретной ситуации. Но здесь, и как увидим далее, личная убедительность приводимых примеров не являлась таковой для его адресатов. И последующих, добавим, читателей.

И наконец, последняя фраза первой части, перевод которой, согласно Н. Райту, звучит как «во мне прославили Бога». Т. е. в собственном сознании Павел почти отождествил себя с Богом, в котором проявился божий промысел. Хотя, очевидно, что это получилось в значительной мере подсознательно.

Павел продолжает своё повествование о деятельности на ниве проповеди христианства, но с характерной особенностью. Он говорит не о собственно проповеднической практике, но об отношениях с апостолами Иерусалима. Именно эта тема наиболее значима для его самолюбия. Общепринято мнение, что ученики Христа в соответствии с практикой самого Христа (и смыслом большинства его высказываний) не занимались активной миссионерской деятельностью среди язычников вне Иудеи. По крайней мере, никаких данных об этом, даже в виде намёков, не сохранилось. Поэтому они не могли иметь какого-либо влияния, в том числе и организационного, на возникающие помимо них христианские общины в окружающем мире, создаваемых усилиями неизвестных нам энтузиастов, сохраняя лишь моральный авторитет.

В этой связи визит Павла в Иерусалим (через 14 лет!) был обусловлен чисто внутренними побуждениями. Сам он утверждал, что ходил «по откровению» (2:2). Т. е. испытал новое «видение»? Хотя и не добавляет никаких разъясняющих по этому поводу сведений. Но принимая это как побуждающий повод, всё же основным мотивом было стремление утвердиться в глазах апостолов в качестве равноправного члена их группы. Именно Иерусалим для него, носителя еврейского культурного архетипа, внутренне оставался для него центром мира, в котором, к тому же произошло самое значимое для него событие – смерть Иисуса и воскресение Христа. И утвердиться в нём в качестве авторитета было для него важнейшим стимулом для дальнейшей деятельности.

Себя, впрочем, он считал вполне независимым, но для его самолюбия было весьма важным признание со стороны учеников Иисуса, которых, похоже, не слишком почитал, называя их обобщенно: «и предложил там, и особо знаменитейшим», не выделяя их по именам. Т. е. ценность апостолов для него была всё же различной. Были «особо знаменитейшие», с которыми он общался особым образом. Отметим и оборот: «предложил там» в предельно неопределённом смысле, никак не раскрывая. Формальной целью, по утверждению Павла, было одобрение «благовестия, проповедуемое мною язычникам».

Т. е. конфликт принял скрытую форму. Противостояние возникло и существовало. Возможно, оно первоначально имело подтекст «моё – твоё» на уровне психологической несовместимости. Комментарий Павла, что «знаменитейшие» не имели для него «ничего особенного» (2: 6), говорит о том, что для него психологическое взаимодействие было важным моментом встречи. Но это было дополнительным обстоятельством в решении основной задачи признания собственного авторитета. В скобках отметим, принятый им вполне авторитарный тон, когда упоминаются его спутники по визиту: «опять ходил в Иерусалим с Варнавою, взял с собой и Тита» (2:1). О том, что Варнава был его спутником и в первом визите можно только догадываться. Также и о том, что Варнава был далеко не рядовым спутником, но и сам видным «апостолом».

И вновь Павел начинает, как бы, оправдываться: «Но они (апостолы) и Тита, бывшего со мною, хотя и еллина, не принуждали обрезаться» (2:3). Что, впрочем, было вполне возможным, учитывая что в состав иерусалимской общины ещё недавно входили и еллинисты во главе с Стефаном, из которых, по видимому, хотя бы часть могла быть необрезанными.

Но вину на подобные поползновения Павел возлагает на «лжебратий», которым, как он с гордостью заявляет, ни в чем не уступил: «а вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе, чтобы поработить нас, мы ни на час не уступили и не покорились, дабы истина благовествования сохранилась у нас» [1] Терминология, используемая Павлом, впоследствии стала квалифицироваться в качестве симптоматики паранойи: «лжебратия», «проникли, чтобы выследить», и т. д. В устах Павла – это характерные отзывы о своих оппонентах по проповеди. (2:4–5). Свою свободу, т. е. независимость от других апостолов, он никогда не забывал подчеркнуть. Принадлежность этих «лжебратий» Павел, как обычно, не обозначает. Можно лишь догадываться, что они принадлежали к одной из иудохристианских сект. Имели ли они отношение к апостольскому центру во главе с Иаковым не сказано ни слова.

Для Павла важно было утвердить в собственных глазах и в мнении окружающих, что «в знаменитых чем-либо, какими бы ни были они когда – либо, для меня не было ничего особенного», ибо «бог не взирает на лицо человека» (2:6), а смотрит на результаты его деятельности. А Павлу было что предъявить в отличие от своих оппонентов. И, по-видимому, без особой охоты, но те согласились разделить сферы действий: «мне вверено благовестие для необрезанных, как Петру для обрезанных… и узнав о благодати, данной мне, Иаков, Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам и идти к язычникам, а им к обрезанным» (2:7–9). Т. е., согласно Павлу, он получил полное одобрение и согласие на дальнейшую деятельность. Как и Варнава. Между прочим. Согласие было дополнено признанием необходимости помощи «нищим», внесённым, по-видимому, по предложению Павла. Иногда он был неплохим дипломатом. Тем более, что это соответствовало его внутренним убеждениям. Еще раз отметим, что апостолы называются еврейскими именами. Изменение в предыдущей фразе на «Петра», возможно, позднейшее.

Некоторые дополнения к вышесказанному: а) о сути дискуссии Павел, по обыкновению, ничего не говорит. Но, по-видимому, дискуссии были достаточно нелицеприятные, учитывая глубину разногласий. Особенно по бытовой ритуальной сфере (обрезание, кошерность, суббота и т. д.). Согласие было явно вынужденным. Было зафиксировано реальное положение дел: каждый получил то, чем «владел». Того единства христианства, к которому стремился Павел, не получилось. Наоборот, начали выкристаллизовываться два направления: иудохристианство и условно – «языческое» Павлово. С ярко выраженным этническим водоразделом. Впоследствии Павел стремился уменьшить эти расхождения, будучи теологом – практиком, а не схоластом – теоретиком. Но его усилия оказались тщетными; б) «Апостолы – столпы христианства». Павел продолжает мыслить в категориях Храма, единство которого он не желает подвергать сомнению. Он, несмотря на свою критику их, внутренне принимает их авторитет. Это у него в крови. Отсюда и побуждения для предложения «помощи нищим». Это та же храмовая десятина; в) отметим и расчетливую замену «мы», «нас» в (2:4), относяшиеся к Павлу и его сторонникам, в фразе «борьбы за нашу свободу» на «вас» в (2:5), дабы истина благовестия сохранилась у «вас»». Павел был достаточно расчетливым дипломатом: в споре с несогласным оппонентом нужно смягчить разногласия, польстив ему; г) И ещё один штрих: апостолы пожали руки ему и Варнаве, тем признав их равноправие в миссии. Павел внутренне с этим был явно несогласен, исходя из дальнейшего разрыва их отношений.