Геннадий Феоктистов - Апостол Павел в свете Посланий

Пройден ещё один круг повторения и мысль у Павла постепенно и, возможно, у слушателей Послания обретает статус привычности в их сознании. Этому способствует и привычность евреев и античного плебса к использованию юридической практики на уровне быта. Дух «еврейства» (в понимании К. Маркса) буквально витает в сознании Павла.

Но логический практицизм всё же беспокоит Павла. К тому же, будучи иудеем, он не может так просто отвергать Закон, признать его никчёмность. И он выдвигает примиряющее объяснение: «Он (Закон) дан после по причине преступлений, до времени пришествия семени, которому относится обетование, и предан через Ангелов, рукою посредников» (3:19). Добавление (3:20), на мой взгляд, неопределённо и допускает различность добавлений. Но суть, по-видимому, в том, что обетование дано Аврааму без посредников, а Закон передан Моисею руками Ангелов, что снижает уровень легитимации его. Но тем не менее закон был бы легитимен, если бы его можно выполнить. И Павел развивает своеобразную теодицею, выплескивая всю мощь своего темперамента: «Итак закон противен обетованиям Божиим? Никак! Ибо если бы дан был закон, могущий животворить, то подлинная праведность была бы от закона» (3:21). И далее следует неожиданное утверждение: «но Писание всех заключило под грехом» (!?) И невозмутимо продолжает разъяснять: «дабы обетование верующим было дано по вере в Христа» (3:22). Воистину, когда знаешь, куда хочешь прийти, можно выбрать любые пути!

Само Писание «вынудило» явиться Христа в его вере. Иначе бы «грех, заключивший всех,» был бы непреодолим. И не было бы спасения от него. Тем самым, само писание предрекало отказ от него самого ради исполнения обетования. Но исполнение требует времени. И Бог дал его людям: А до пришествия веры мы заключены были под стражею закона до того времени, как надлежало открыться вере» (3:23). Отсюда: «Закон» – тюрьма, «несвобода». Но он сыграл свою позитивную роль: «Итак, закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы оправдаться верою; по пришествии же веры, мы уже не под руководством детоводителя» (3:25). Тем самым, Закон не случайнен, но необходим, согласно мудрости провидения Божиего. Очевидно, всё вышесказанное может иметь значение только для правоверных иудеев, живущих «под Законом». Но Павел, не смущаясь, переходит к заключительному апофеозу: «Ибо все вы (вновь «вы», а не «мы») сыны Божие по вере в Христа Иисуса: все вы, в Христа крестившиеся, во Христа облекшись» (3:26–27). Обращаясь к язычникам между прочим, но всё же отделяя их: не «мы», но «вы». На уровне подсознания?

N. B. Имеет ли Павел в виду какой-нибудь ритуал крещения? Насколько известно, даже обряд омовения крещального не практиковался. Христос сам не крестил. Павел также. Но: терминологию «в Христа облекшись», «в тело Христа», широко использовал.

И, собственно, торжественный финал: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет ни раба, ни свободного; Нет мужского пола, ни женского; ибо все вы одно во Христе Иисусе» (3:28). И вдогонку, для лучшего запоминания: «Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово и по обетованию наследники» (3:29). Поменяв последовательность причины и следствия: Важным становится уже не вера Христова, но наследование. Но это мелочи.

Об убедительности приведённых рассуждений судить не мне, ибо к галатам не принадлежу. Но некоторые уточнения возможны. Несмотря на декларацию о ликвидации различий в своём перечислении, Павел невольно следует своим стереотипам. Обращаясь, как предполагается, к галатам-язычникам он, тем не менее, начинает с «Иудеев» с большой буквы, раба предпочитает свободнорожденному, что, возможно, логично, исходя из «раба Христова», к коим он их причисляет. Да и мужчина предшествует женщине. Но это «оговорки по Фрейду» А в целом, все вы едины в «рабстве Христовом». Это Богово единство и Павлово.

N. B. Отметим еще одно заимствование христианства у иудеев. Речь идёт о сходстве оправдывающих мотивов: еврее трактуют соблюдение Закона как благодарственный ответ Богу на обещание особого их статуса; Закон для них не есть средство заслужить этот статус – он им дан.

В свою очередь, христиане не заслуживают снисхождения на них благодати Св. Духа, но отвечают на данный им дар верою и любовью. «Спасение» они уже получили через жертву Христа. Добавим, что исполнение спасения предполагает и «страдание».

Если иудейский Бог искал в иудее вассала, то христианский Бог – благодарного в спасении, но благодарного на всю жизнь: и земную и небесную. Но изначально Бог одаривает всех.

Заметим, что вера доминируется в Боге с Авраамом. Собственно, это выбор Авраама, а не Бога. Не важно, насколько он доброволен. Но Бог лишь принимает веру его. И не Бог, как настаивает Павел, а Писание связало веру Авраама со «всеми народами». (Павел в главе опирается на (Abb. 2:4): все те, кто знает верного Бога и сами должны быть верными Ему по жизни.)

Библейская вера – это ответ человека на слово Божие, его обетование. Инициатором всегда является Бог. Он и только он заитересованная сторона. Человек лишь может отозваться на это предложение доверием и послушанием, Но не обязан. Здесь он абсолютно свободен. С точки зрения Бога ортодоксального христианства. Но любая сделка, всегда имеет подтекст, хотя бы в виде угрозы «ада». Иудей всегда остаётся Иудеем. Даже, если он Бог.

Личное отношение с Богом – важнейшая отличительная сторона христианства. Хотя первоначально оно строилось по типу семейных (Христос, Павел). Знаком исполнения веры было «христоподобие», т. е. изменение сущности человека, его «одухотворение», а не внешние признаки типа «обрезания» или ношение креста позднее. Фактически, оно проявлялось в принципах изменения этики общения в общежитии.

Нужно ли было иудею «спасение»? Никак! Ему нужно было ответить на дар избранности. Для этого достаточно исполнять Закон неотрывно, А вот с этим получалось не всегда. Подводил темперамент.

Еще о ритуале крещения:

У Иоанна Крестителя решающим моментом было покаяние и затем собственно омовение (очищение) водой. Т. е. сначала духовное очищение, а потом внешнее – символическое. В раннем христианстве этот ритуал практически не использовался. О покаянии, равно как и исповеди, ничего не известно. Это дело будущего. О крещении апостолов также ничего не сказано. Но провозглашалось «крещение Огнем и Духом». Лишь позднее крещение стало внешним обозначающим ритуалом.

В ней Павел, несмотря на вроде бы завершённую аргументацию, не может остановиться: увлёкшись, он продолжает её развивать, пользуясь найденной аналогией с «наследником». Очевидно, что слушателем, по – существу, это не даёт ничего нового. Но тем не менее, Павел продолжает убеждать себя, оттачивая и развивая образы из третьей главы: «Ещё скажу: наследник, дотоле, в детстве, ничем не отличается от раба, хотя и господин всего; он подчинен попечителям и домоправителям до срока, отцом назначенного» (4:1–2). Здесь проглядывает жизненный опыт, связанный с взаимоотношениями в состоятельных семьях, возможно, собственной. Скорее, максимум среднего социального уровня. Человек, выросший в высоком социальном положении, или получивший систематическое образование богослова – толкователя Писания, использовал бы другой лексикон и другие грамматические обороты. Уровень цитирования Писания и навыки изложения позволяют предположить довольно невысокий начальный уровень, дополненный в дальнейшем опытом практического апостольства. Для сравнения, литературный уровень Евангелий и концептуальное содержание значительно выше. Но «Карфаген должен быть разрушен!» и Павел продолжает убеждать «неразумных галатов», повышая эмоциональность наполнения: «так и мы, доколь мы были в детстве, были порабощены вещественным началом мира» (4:3). Масштаб рассмотрения расширяется до вселенского уровня. Оппозиция «вещественному» миру у Павла непримирима, сочетаясь, правда, с признанием творца этого самого мира Бога Отца. Невольно возникает вопрос: когда и чем провинился «этот мир» перед Богом и Павлом, впав в «грех». Как мы увидим позднее, всё дело в материальности «плоти», которая изначально «греховна». Отсюда и обычный перенос «греховности» на мир, существующий в исходной материальности, хотя и по воле Бога.