Тимофей Алферов - Чаем воскресения мертвых

Третью проблему обозначим образно: я должен стать монархистом и перестать быть революционером-демократом. У Бога на Небесах абсолютная монархия. Всегда бессменная. Творец абсолютно превосходит меня и все творение по своему могуществу (настанет момент, когда это станет всем очевидно). И вот тут останется «коварный дар» свободы: никогда и никому не станет так же очевидно, что Его могущество спаяно со столь же абсолютным превосходством по благости и милосердию. В это останется только поверить. Сказать абсолютно честно: я верю, что Ты действительно любишь! Сказать так в тот момент, когда солгать невозможно.

О, как это не просто чадам нынешнего века, воспитанным на романтике бунта, соединившим в сознании революцию с бархатом и с цветочками: розами да тюльпанами! Мы настолько крепко привыкли, что сильный – это тиран, а не отец, что в Отца поверить нам совсем не легко. Неблагодарность к Богу и внутренний бунт против Него – это очень серьезные реальности нашей жизни. Пока наша жизнь не посвящена сознательно Богу, мы на самом деле, или игнорируем Бога, или враждуем против Него, и эти постоянные наши действия формируют нас самих.

Можно логически показать, что Бог существует. Можно научно доказать, что мир наш построен на дивной гармонии Его законов, а, значит, у мира – разумный Творец. Можно сказать и так: если мы можем любить, то Вложивший в нас такое качество понимает толк в любви лучше нашего. И это останется доводом в пользу того, что Бог нас любит, но лишь до той поры, пока мы сами не перестанем ощущать любовь Божию. Аргумент «от любви» – это не доказательство, а предмет веры.

Представляете, сколько на самом деле может выставить претензий Творцу Его обиженная тварь: зачем Ты меня создал без спросу, заставляешь поклониться Себе, почему вся власть только у Тебя, почему от Тебя нельзя уйти и жить отдельно? Почему, наконец, даже нельзя покончить с собой, чтобы не видеть Твоих Небес и счастья на них Твоих подхалимов! Свободная тварь обладает способностью отнестись к Творцу и вот так! И чем ближе к ней Творец, тем злее будут все эти претензии. А мы вполне уверены, что сами их никогда не выставим?

Милосердный Бог выше мести. Адских углей и сковородок может и не быть. Ад – это наверняка наиболее милостивое решение Бога к тем, кто отвергает все Его милости. То «место» или то состояние, где Божие присутствие ощущается меньше всего. И это лучше для его насельников, ибо близость Бога, купание в Его милости, для них совсем уже непереносимо.

Но и в аду человек не убежит от себя, от своего недовольства, от своего ропота и зависти. Неприязнь к Богу перерастет в ненависть. Ненависть будет морально оправдывать себя приведенной выше аргументацией, и тем закрепляться больше и больше. Она изыщет и еще тысячи претензий к Богу личного характера, типа: почему Ты на земле не дал мне того и другого?

Но возможность, близость, доступность такой ненависти дает другой своей стороной и высокую цену любви. От человека все-таки требуется определенная «личная заслуга». Не в каких-то конкретных делах, за которые можно было бы просить награды, а именно в такой вере и любви, в таком доверии к Богу, которое не будет возможности заменить никаким подхалимством. Эту любовь и веру человек призван явить на земле, когда сотни голосов осудят его за это. А может быть, такое испытание предстоит нам в адском преддверии.

Как устоять в любви к Творцу без лицемерия? Когда немало людей и бесов вжужжат в ваши уши всю кратко приведенную выше «апологию ада» во множестве ее подробностей? Христианин всегда помнит одно. Бог любит нас нелицемерно, а доказал Он это тем, что в лице Иисуса Христа явился на землю Сам, и как человек выдержал ту же самую борьбу против сил ада. Перенес и страдания, и искушения. Наверное, это было не напрасно! Наверное, потому, что наше искушение нашей свободой столь же серьезно и тяжко. На земле мы ведем борьбу с этой логикой ада, живущей в нас самих. И каждый наш грех ее укрепляет. Победить ее под конец всех испытаний мы сможем лишь живой верой и памятью о том, что Божья любовь к нам нелицемерна, омыта и освящена кровью Христа.

Лишь эта любовь и эта святая кровь посылает «логику ада» в преисподнюю. Она способна и вас освободить. Освободить вопрос вечный от его прозвища: проклятый.

В последние десятилетия и даже века не было недостатка в предвозвестниках конца света. Назначали дату, уводили людей в пустыни, горы или пещеры, а потом все пророчества не сбывались, люди разбредались, и жизнь возвращалась на круги своя. За две тысячи лет накопилось уже столько разочарований, что и самые евангельские строки на эту тему воспринимаются как бы в переносном смысле или просто остаются незамеченными. Похоже, люди устали ждать.

Когда устают ждать, начинают жить тем, что есть, а не тем, что будет. Жить тем, что есть, не означает только есть, т. е. заниматься накопительством и удовлетворением потребностей. Можно делать и дело Христово – свидетельствовать о нем. И это делается. Находятся авторы и проповедники, которые вновь и вновь пересказывают евангельскую историю в том контексте античной жизни Палестины, который им известен. И каждое такое свидетельство окрашивается и личными размышлениями, личными призывами авторов, их личными догадками или фантазиями. Каждое такое свидетельство ценно именно этим, своим личным восприятием. Будь ли то книга святителя Иннокентия Херсонского или труд бывшего раввина Альфреда Эдершейма, картина Рембрандта или фильм Мэла Гиббсона. Нет числа и конца всем свидетельствам! Начало им, по сути дела, положили сами евангелисты. Любой автор дает свою интерпретацию событий, но в ней отчасти раскрывает и итог своего личного поиска. Что дал Христос мне самому Своим пришествием и страданием? Как убедить мне вас, слушателей и зрителей, что Он действительно изменил мою жизнь, сделал меня другим? Тот же дар Он хочет дать и вам, если пожелаете принять.

И тот, кто имеет свидетельство Иисуса Христа , тот понимает таких рассказчиков, а зачастую и сам включается в подобную же свидетельскую деятельность. В этом апостольском выражении: иметь свидетельство Иисуса Христа, – есть некоторая нарочитая двусмысленность. Неясно поначалу, кто о ком свидетельствует: я о Христе или Христос во мне и для меня? Но тому, кто имеет свидетельство, вскоре становится ясно: верны оба смысла сразу. Дух Божий свидетельствует нам о спасительной силе Христовых страданий для того, чтобы и мы сами стали Ему свидетелями. Свидетельство, таким образом, становится обоюдным, оно и Божеское, и человеческое. Оно и возможно из человеческих уст лишь потому, что появился его предмет: человек нашел драгоценный евангельский бисер и оценил, что по сравнению с ним все его прежде разделяемые ценности мелки и недостаточны, а то и вовсе ничтожны. Многое можно бросить ради удержания драгоценного сокровища веры в прекрасного евангельского Бога, способного сострадать человеку, – и человек свидетельствует об этом.