Владимир Якубец - Второе пришествие

– После обеда и святые закуривают.

Старик сел за стол. Я, молча, следил за тем, как он измельчал табак, аккуратно перетирая его щепетильными движеньями пальцев. Потом он достал из кармана трубку и стал её не спеша набивать.

– Скоро монахи придут, нам до их прихода нужно обо всем переговорить, – сказал старик и запалил трубку. В это мгновенье лицо его выражало блаженство.

– Какие монахи? – удивленно спросил я; мне почему-то казалось, что здесь, на сто миль вокруг, кроме нас двоих никого нет.

– Здесь монастырь недалеко – мужской; монахи приходят ко мне в сад собирать фрукты для своего стола, а взамен приносят мне муку, соль и прочее, – пояснил старик и, выпустив изо рта густое облако голубоватого дыма, заговорил шепотом. – Я тебе объясню почему ты здесь и почему твое сознание в таком состоянии, я тебе все объясню, ты только внимательно слушай. Видишь ли, когда-то давно, Бог, сотворив мужчину и женщину, поселил их в раю; но они, вкусив от плода познания « добра и зла» лишились райского блаженства, променяв его на изменчивую суетность жизни, которая наполнена если радостью, то и скорбью, если смехом, то и слезами, если наслаждением, то и болью. В конечном итоге многие люди так безнадежно запутались в путях своих, что их жизнь стала представлять собой всецельную и непрерывную цепь горя, зла и страданий. И поэтому премудрый Бог, по безграничной милости своей, даровал забвение всякому покинувшему мир грешнику, для того, чтобы каждый переступивший загробную черту, мог предстать пред Его лице и не сгореть в огне геенны от собственного стыда за недостойно прожитую жизнь. Но Господь не хотел лишать человека свободы, поэтому каждому предлагается выбор: либо жить, как «ангелы небесные» в раю, навсегда забыв прошлое познание о добре и зле – словно несведущий младенец; либо прочитать «книгу собственных грехов» и претерпеть уготованное – испив, так сказать, чашу до дна, но после этого, быть может, стяжать славу большую, нежели имеют ангелы, а может быть, пожать ад. Ты умер, мой друг, понимаешь – умер! Иначе говоря, перешел из одного мира в другой. Поэтому, мой мальчик, тебе должно сделать выбор между безмятежным неведением и абсолютным познанием.

Слова этого старика были так странны, что я на какое-то мгновение совсем растерялся. Да и что я мог в то время решить – ведь я был словно младенец.

– Ты не принимай это так близко к сердцу, – начал утешать он меня, очевидно догадавшись о моем настроении. – В конце концов, будет то, чему должно быть.

– Что же мне теперь со всем этим делать?

– Знаешь, мне не хочется влиять своими советами на свободу твоего выбора, но, поверь мне, твое сердце, когда наступит время, само решит в какую сторону идти. Сейчас иди, – погуляй по саду. Это успокоит твои мысли. А мне еще надо со стола убрать, хочу успеть до прихода монахов.

Я оставил старика и пошел в сад. После такого разговора мне действительно нужно было основательно развеяться, – ничто так не способствует этому, как хорошая прогулка. Да и день к тому же был удивительно хорош. Солнце, просвечиваясь сквозь листья деревьев, бросало на землю трепещущую светотень; ветер, путаясь в ветках, разливал по саду нежную мелодию шелеста листвы. Откуда-то доносилось чириканье воробьев и монотонное гудение горлицы. Все, вплоть до последней былинки у меня под ногами, было проникнуто спокойствием и умиротворенностью. « Какая все-таки благодать вокруг! – в упоении думал я, наслаждаясь безмятежностью дня и спокойствием окружавшей меня простой и вечной красоты, – И зачем мне делать какой-то выбор?» Я поднял голову и долго смотрел на небо. Небо было голубым, почти синим, оно казалось распахнутым, глубоким и чрезвычайно прохладным. « Зачем мне знать свое прошлое, если за это знание нужно заплатить настоящим и будущим? – спрашивал я себя и в глубине души, не без удовольствия ощущал, что свой выбор я уже сделал, – Жить, просто жить! Ходить по этому чудесному миру и наслаждаться небом, птицами, деревьями, встречами с новыми людьми. Безмятежно засыпать с мыслью о том, что прожил прекрасный день и радостно просыпаться, зная,

что новый день будет не хуже дня вчерашнего. Да, это венец всех желаний!

Больше ничего и не нужно. Старик говорил, что я умер – пусть так. Какое мне теперь дело до всего, что не касается моего нынешнего счастья? Если Богу угодно было даровать мне дар забвения, а вместе с ним радость рая, то зачем же мне отказываться от этого?»

Размышляя обо всем этом, я, между тем, дошел до колодца. Цветущий персик снова привлек мое внимание своей нежной красотой и трепетной прозрачностью розовых лепестков на своих молодых ветках. « А не поспать ли мне под этим чудесным деревом?» – спросил я себя, чувствуя во всем теле призыв ко сну и какую-то, невесть откуда взявшуюся, усталость. Я улегся под деревом, головой опершись на ствол, и замер от восхищения.

Случалось ли вам лежать под сенью цветущего персика? Сначала все кажется обычным: ствол, ветки, цветы… Но проходит время и иллюзия однообразной картинки производит перед вашими глазами удивительную метаморфозу. Все меняется, и вот вам уже кажется, что вы лежите под каким-то огромным, разлапистым древом жизни. Вы видите, как ветерок шевелит лепестки цветочков и вам кажется, что дерево дышит. Вы видите блеск коры на молоденьких веточках и начинаете ощущать, как через корни по стволу движутся молекулы воды. В конце концов ваши глаза слипаются, и вы погружаетесь в сладкую и упоительную дрему, на дне которой радужные сновидения, переплетаясь с персиковыми ветками, толкают ваше сознание в желанный и вязкий сон.

Не знаю, сколько я спал, но помню, что снилось мне что-то нежное и приятное, как будто флейты или сопилочки.

Когда я открыл глаза, то, неожиданно для себя, увидел рядом с собой сидящего и внимательно рассматривающего меня человека в черной рясе.

У этого человека было какое-то бескровное, ужасно бледное лицо, впрочем, с весьма ухоженной рыжей бородкой и такими же рыжими волосами, которые были перевязаны на затылке – пучком в хвост. Примечательной особенностью этого лица являлись по-рачьи выпуклые, светлые, водянистые, любопытные и колючие глаза.

«Глаза, как у паука!» – мелькнуло у меня в уме.

– Так ты и есть тот самый ангел? Я тебя несколько иначе представлял, – произнес человек с паучьими глазами, внезапно прерывая молчание.

«А, это наверно один из тех монахов, о которых говорил старик» – подумал я, совершенно не обращая никакого внимания на слова этого человека.

– На твоем месте я бы не очень праздновал и расслаблялся, – снова заговорил он, – ты слишком доверчив к словам этого выжившего из ума дедугана.

– Я что-то не пойму о чем вы…

– Я говорю о той ситуации, в которую ты попал, – довольно бесцеремонно перебил он меня, – неужели так трудно понять, что у тебя были отец и мать – не из воздуха же ты взялся?! Как можно жить, совершенно не интересуясь тем прошлым, из которого ты соткан? Может быть, у тебя были братья, друзья, жена которую ты любил, дети? И вместо того чтоб узнать об этом, ты, утешенный словами старого маразматика и убаюканный собственным неведением, спокойно спишь под деревом.