Евгений Крушельницкий - Увы мне, свете мой… Слово на камне

Составитель Евгений Крушельницкий

Составитель Евгений Крушельницкий

© Евгений Крушельницкий, составитель, 2019

ISBN 978-5-4496-4080-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Здесь собраны эпитафии, разбросанные по разным кладбищам страны, есть примеры и из зарубежья. Конечно, даже заинтересованному человеку может попасться на глаза лишь ничтожная часть этого неохватного многообразия, но и из него приходится отбирать. Раздумывать над эпитафией склонны немногие, и по интернету кочует шаблон, предлагаемый гранитными мастерскими. Тем ценнее жемчужины искренних слов, идущих от сердца. Находки нечасты, и среди десятков могил едва ли найдется одна нестандартная. Далеко не всегда на могиле известного человека столь же достойная надпись. Льву Толстому, например, не понадобились ни памятник, ни слова, а Константину Симонову – даже могила: он завещал развеять свой прах по полю под Могилёвом, где в 1941-м чудом остался жив. Поэтому при отборе эпитафий предпочтение отдавалось не знаменитостям, а незатертым мыслям и искренним чувствам.

Деление книжки на главы во многом условно. Скорбь трудно разделить на главы, но можно попытаться упорядочить бесконечность. Одна и та же эпитафия может быть посвящена и ребенку, и жене, и матери, но если здесь эта универсальная надпись адресована, к примеру, ребенку, то лишь потому, что высечена над детской могилой. При этом слова могут принадлежать перу поэта, порой неизвестного.

Что же касается поэзии, то написано бесчисленное количество талантливых строк, которые могли бы стать эпитафиями, но сюда попали, в основном, те, которые ими уже стали. Учтём также, что эпитафия всегда настолько привлекала поэтов, что появился особый литературный жанр, которому тоже нашлось место в книге. И граница между литературой и реальностью довольно зыбкая: ведь достаточно поместить понравившиеся слова на камне, чтобы они стали частью кладбищенской культуры. При этом часто не только берут отдельные строки, но и перефразируют их. То же самое относится и к метким афоризмам, помещенным в главе «Вечная тема».

Читатель заметит, конечно, что здесь нет самых распространенных современных эпитафий вроде «Помним, любим, скорбим» или «Великой скорби не измерить,/ Слезами горю не помочь». Всё это можно найти в интернете. Здесь же, пытаясь объять необъятное, приходилось избавляться от стандарта, хоть и не всегда удавалось.

Среди известных людей, возможно, не все заслуживают одинакового уважения, и шахматист Алехин напрасно соседствует с мафиозо Аль-Капоне, однако тут речь идёт не об их общественной оценке, а о чувствах, вложенных в надгробную надпись. В эпитафиях иногда сохранены имена, придающие словам скорби особое настроение и теплоту.

Смерть – тема невесёлая, но всегда находились люди, способные пошутить и над собой, и над другими. Отсюда и остроумные автоэпитафии, и эпиграммы, составившие раздел «Весёлое кладбище». А порой и на граните попадается надпись, заставляющая улыбнуться. Их автор или смог увидеть смешное в трагичном, или же попросту не совладал со словом, которое требует умелого обращения.

На этих страницах нет рекомендаций, «как надо», а всего лишь показана малая частичка того, что есть. Какие слова выбрать для камня, каждому подскажет его вкус и чувство меры. Вряд ли тут стоит полагаться на расхожие образцы. Настоящая эпитафия, как и человек, всегда индивидуальна.

В буквальном переводе «эпитафия» значит «над могилой»: так в Древней Греции когда-то называли надгробную речь. Позже это название перешло на памятную надпись на могильной плите, и сегодня словарь толкует эпитафию как надгробную надпись, короткое стихотворение, посвященное умершему. Но жизнь не сверяется со словарями, она их поправляет. Бывают эпитафии, ограниченные лишь площадью гранита, и немногим удаётся дочитать их до конца. Нередко надпись посвящена не покойному, а автору эпитафии и его чувствам. Случается, что камень сохраняет для потомков не память об умершем, а разочарование его близких в устройстве мира ( «спишь ли справедливость, или ты убита…» ). Порой и сам покойный обращается к живущим и наставляет их на правах человека, который понял главное и накануне кончины делится заветным.

Поскольку каждое дело любит специалистов, то в былые времена за эту работу брались поэты. Антипатр Сидонский, например, посвятил Сафо, своей соотечественнице с острова Лесбос такие строки:

В России писать эпитафии начали сравнительно недавно. Крест над могилой – вот и всё, что оставалось от человека после смерти. Лишь три столетия назад появилась традиция ставить на могиле тяжелое надгробие с памятной надписью, торжественной и глубокомысленной. Этот жанр пришелся по вкусу поэтам, и уже в середине позапрошлого века стали популярны произведения «на смерть…», «памяти…», «у могилы…» и тому подобная лирика.

Пушкин, Давыдов, Жуковский, Лермонтов… список длинный. И пусть эти литературные опыты зачастую не предназначались для могил, нет-нет да и встретишь на граните высокую поэзию:

Граница между эпитафией литературной и настоящей размыта, потому что каждый волен выбирать надпись, какую хочет. Афоризмы, изречения, строка из любимой песни, нередко перефразированная и приспособленная к случаю, или некая поэтически-философская сентенция – всё можно найти на камне. Обычно за дело берутся близкие покойного, и если их произведения не всегда отличаются мастерством, то в искренности не уступают профессионалам. Однако не так уж часто нам случается искать слова, которые переживут нас: даём имя ребенку, пишем на камне прощальную фразу – вот и всё, пожалуй. И каждый по-своему пытается в немногих словах выразить многое.

Чего только не прочтёшь на кладбище – от церковного стандарта («Господи, приими дух его с миром» ) до античных изречений, отстраненных и безличных («Те, кого любят боги, рано уходят от нас» ). От философских наблюдений ( «Жизнь – вечность, смерть лишь миг!» ) до безымянной пронумерованной могилы. Неумелые стихотворные строки соседствуют с пушкинскими, заёмное глубокомыслие – с истинной мудростью. Порой прорывается своё, искреннее: «Наша любимая Алёнушка и сердце её бабули» . Или: «Родная, как тоскливо и одиноко без тебя» . Многословие не трогает: камень требует монументальности, как заметил некий мастер гранитных дел.