митрополит Владимир (Иким) - Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга вторая. Июнь

Не к земной славе, а к самоотверженному служению Всевышнему призывал великий князь ратников в своих вдохновенных речах: «Отцы и братия мои, Господа ради сражайтесь, и святых ради церквей, и веры ради христианской, ибо эта смерть нам ныне не смерть, но жизнь вечная. И ни о чем, братия, земном не помышляйте, не отпустим ведь, и тогда венцами победными увенчает нас Христос Бог и Спаситель душ наших». В этом священном уповании преодолевала русская рать последние сомнения, стремясь навстречу Мамаеву полчищу. Так дружины, ведомые благоверным Димитрием, перешли Дон и тем отрезали себе путь к отступлению. Предстоящее побоище, земное сражение с лязгом оружия и потоками крови, представало в облике духовного подвига во имя святой веры. День битвы выпал на пресветлое торжество Рождества Богородицы. И как на праздник, звал воинов на ратный труд благоверный Димитрий: «Пришло, братия, время брани нашей и настал праздник Царицы Марии, Матери Божией Богородицы, Госпожи всей вселенной, и святого Ее Рождества. Если останемся живы – ради Господа, если умрем за мир сей – ради Господа».

Под великокняжеским знаменем с образом Спаса Нерукотворенного вступили русские войска на Куликово поле. Навстречу двигалось, подобно грозовой туче, необозримое ордынское полчище – превосходство его казалось подавляющим. Но не в силе Бог, а в правде! То было духовное противостояние. Ордынцы шли на Русь учинять грабеж и резню, жечь чужие города и умерщвлять невинных людей – русские вставали за родную землю и родную Православную веру. За спиною ордынского главаря Мамая были годы интриг, подкупов и заговоров, подлых убийств ради достижения власти – русский вождь, благоверный Димитрий, печатлел свой путь прямотой и справедливостью, самоотверженным и бескорыстным служением Отчизне, благочестием и боголюбием. На Куликовом поле словно бы воочию виделось противоборство тьмы и света: ордынцы в серых военных кафтанах, прикрывающиеся черными щитами, и русичи в ярких плащах и светлых доспехах.

Так началась и сама битва: схваткой грубой животной силы с высокой духовностью. Из ордынских рядов выскакал богатырь Челубей, гигант свирепого вида в железной броне, и начал похваляться собою, вызывая русских витязей на поединок. Вызов принял ученик преподобного Сергия, схимонах Александр (Пересвет), высокий не ростом, а духом, одетый не в железо, а в ткань священной схимы, крепкий не гордыней, а смиренной верой. Противники столкнулись с такой силой, что оба пали замертво. Затем началась общая лютая сеча.

Историки много пишут о полководческом искусстве русских вождей, о храбрости русских воинов, обеспечивших успех в Мамаевом побоище. Да, в этом сражении человеческие талант и разум, самоотверженность и мужество, единая человеческая воля русских дружин простерлись навстречу благодати Божией, дарующей победу. Битва стала вдохновенной молитвой Руси, услышанной Всещедрым Господом.

Лютая сеча была ужасна. Два огромных войска, плотная масса из сотен тысяч сражавшихся между собою людей едва втиснулась в пространство Куликова поля, и земля прогибалась под их тяжестью. Множество воинов погибало не от оружия, а просто задыхалось в невыносимой тесноте и духоте. Но среди этого кошмара, среди воплей и стонов, лязга и скрежета те благочестивые русские ратники, которые поднимали взоры к небу, видели дивную картину. Они видели ангельский трисолнечный полк, возглавляемый Архистратигом Михаилом, видели шествие сонма святых мучеников, среди них – великомучеников Георгия Победоносца и Димитрия Солунского, русских князей-страстотерпцев Бориса и Глеба. От светоносного небесного видения на ордынцев сыпался дождь огненных стрел, а над русскими дружинами зажглось множество венцов. На земле исход сражения решил знаменитый засадный полк Владимира Серпуховского и Димитрия Волынского (по сути дела, всего лишь горстка храбрецов), но не случайно Мамай, бежавший с поля брани одним из первых, в ужасе выкрикивал: «Велик Бог земли Русской!»

Все это время преподобный Сергий в своей обители духом созерцал Куликовскую битву, поименно поминая за упокой каждого из павших русских воинов. Победа Руси в Куликовской битве была полная: лишь жалкие остатки ордынских полчищ сумели унести ноги от гибели. Но дорого досталось нашему Отечеству это торжество. Две трети русской рати легло костьми на поле боя, пало множество бояр и воевод, убито было пятнадцать князей – погиб цвет воинской силы и доблести. Тут же, на Куликовом поле, оставшиеся в живых построили кладбищенский храм Рождества Богородицы и отдали павшим долг поминовения. Память об этих защитниках Руси увековечила Матерь-Церковь, учредив особую поминальную субботу, названную в честь благоверного великого князя Димитриевской.

В Куликовской битве благоверный Димитрий сражался в первых рядах, словно простой ратник. Как предрекал ему преподобный Сергий, благословляя в поход, великий князь вышел из побоища живым. Благоверный Димитрий возвращался в Москву, овеянный неслыханной славой победителя в сражении, подобного которому еще не знала история Руси. Эта победа спасла Отечество и Церковь от гибели, ниспровергла мощь Мамаевых полчищ и, казалось, навсегда избавила Русскую землю от ордынского гнета. Благодарный, ликующий народ присвоил любимому князю-победителю Димитрию имя Донского – в память того, как храбро перешел он Дон, устремляясь на брань.

Святая Церковь воспевает благоверному князю Димитрию Донскому: «Мамаеву низложил еси гордыню». Да, злобную гордыню ордынского самозванца-темника, хотевшего погубить русский народ и русское Православие, благоверный Димитрий втоптал во прах. Но ослепительное сияние Куликовской победы явилось великим искушением для благоверного князя Московского. Груз такой славы и чести трудно вынести земному человеку без падения в гордостные помыслы, в самопревозношение.

Видится, что ослепленный славою великий князь начал забывать, что не своим достоинствам, а единому Господу обязан торжеством над врагом. Разгромив главные военные силы ордынцев, собранные в Мамаевом полчище, благоверный Димитрий Донской решил, что с Ордой покончено, и возомнил себя самодержавным, уже ни от кого не зависимым государем. Это поспешное, продиктованное тщеславием мнение было ошибкой и грехом, за который правосудный Господь не умедлил наказать Своего избранника.

Да, история отсчитывала последние годы могущества Золотой Орды. Средоточие основанной Чингисханом империи перемещалось в Среднюю Азию, где утверждал свою столицу гениальный эмир Тимур, и отдаленная сравнительно бедная Русь выпадала из круга имперских интересов. Но Золотой Орде предстояла еще последняя вспышка былой силы, когда на смену самозванцу Мамаю явился самодержавный хан-чингизид.