митрополит Владимир (Иким) - Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга первая. Март, апрель, май

Господь есть Бог Живой, есть Жизнь Вечная. Внутреннее бытие Его самодостаточно и неизменно, но оно бесконечно богаче, прекраснее, гармоничнее, бесконечно живее всех наших существований. Мы способны ощутить веяние Божественной Жизни – этого Высочайшего Покоя, этой Вечности Божией – только в свете тайны Троичности Божества. «Даже неясная тень Троицы наполняет меня волнением!» – восклицает святитель Григорий Богослов.

Говорить о тайнах Господних неимоверно трудно. Наш ум мелок, наши понятия ничтожны, наш язык слаб и жалок. Даже Священное Писание, обращенное к людям, вынуждено употреблять приземленные образы – говорить о деснице и крепкой мышце, об очах и взоре Бога Всевышнего, хотя Бог есть дух (Ин. 4,24). Притча, образ, дальнее уподобление – вот средства, которые есть у нас, чтобы увидеть отблески Божественных Истин.

С чем сравнить богатство бытия Божия? Вот с чем: в чем красота драгоценного камня, почему им можно любоваться часами? В нем – сокровенная красота: переливы света и мерцание искр; яркий, струящийся блеск и неуловимое сияние. Станет ли алмаз, сверкающий тысячью граней, прекраснее, если вдруг придет в движение – скажем, начнет летать по комнате? Нет, конечно. Красота этого камня – внутренняя, самодостаточная, сама являет образ высокого покоя.

Высочайший покой Святой Троицы озарен внутренним сиянием – светом Всесовершенной Любви. Это предивная и пречудная, невыразимая и неизреченная полнота единения Трех Ипостасей – Отца и Сына и Святого Духа. Троица Единосущная, Неслиянная и Нераздельная! Единое Божество во взаимном блаженстве трех Лиц! Здесь немыслимо одиночество, непредставимо противоречие, бессмысленно главенствование и подчинение – нет никакой тьмы в сокровенном Свете Господнем. Всесовершенен Союз Трех, Которые – Одно.

В тайне Троицы открывается нам Бог – Любовь. Через эту тайну мы начинаем понимать Господа и в Его деяниях – как Вселюбящего Создателя. Вот просветляющее, освобождающее, вдохновляющее Откровение.

«Благость Божия не удовлетворилась созерцанием Самой Себя: пожелала излить и распространить благо, чтобы многие сделались причастниками благости, а это свойственно величайшей благости», – учит святитель Григорий Богослов. Всещедрый Господь дал существование Вселенной, подарил жизнь Ангелам и людям. Но из самой сущности Творца следовало необходимое условие жизни Его созданий. Сотворенное Вселюбящим Богом должно было жить только в любви: ибо счастье и мудрость, добро и свет, созидание и вечность – все, что составляет истинную жизнь, объемлется любовью. Желание совершенства есть насущная потребность любящего, так он устремляется к Богу как к Всесовершенной Любви, облекается в боголюбие. Всевышний Отец, возлюбивший оживотворенных Им Ангелов и людей, призывает их ко взаимной любви. Всякий любящий рожден от Бога и знает Бога (1 Ин. 4, 7). Но к любви нельзя принудить, это пресветлое чувство не терпит насилия. Отсюда высочайший – но и опаснейший, страшный дар Господа творению: свобода.

Творя мир, Бог не «смотрелся в зеркало», не просто рассылал повсюду блики Своего Света. Творец создавал особые, самостоятельные существа. Дарованный им образ Божий являлся начатком Божественных совершенств, одно из которых – свободная воля была способна омрачить и уничтожить все остальные. Каждому созданию было предоставлено на выбор: сказать «да» или «нет» Божественной Любви.

Всемогущий Создатель не мастерил послушных кукол. Ему не нужны были ни «духовные роботы», ни «биороботы». Господь творил мир для любви. А разве можно назвать любовью притяжение гвоздя к магниту или жжение инстинкта, подавляющее разум и волю? Только создание, свободно отвечающее любовью Вселюбящему Создателю, становится достойным своего Творца.

Бог творил совершенный мир – совершенный в добре, красоте, мудрости. Но лишь сокровенное бытие Святой Троицы является гармонией полной и нерушимой: создание всякого внешнего уже несло в себе некоторое противоречие. Об этом свидетельствует Священное Писание: пред Всевышним – даже небеса нечисты (Иов. 15,15)! При сотворении мира появляется неизбежный разрыв между Всесовершенством Создателя и совершенством творения. Этот разрыв открывает перед созданием просторы для совершенствования. Так, на крыльях всевозрастающей любви среди умножающегося счастья возносятся сыны Света к Вселюбящему Господу. Их блаженный полет бесконечен, как бесконечно Всесовершенство Создателя. Это путь тех, кто свободно избрал для себя верность Всевышнему. Но тот же разрыв может стать для твари падением в бездну, погружением в ненасытно мучительное небытие. Это жуткое низвержение так же бесконечно, ибо неуничтожимо бытие, дарованное Всемогущим Творцом. Таков путь сынов погибели, свободно избравших для себя противление любви Господней. Обо всем, чем чревата для мира свобода воли, знал Всеведущий Бог, творя в начале небо и землю (см. Быт. 1, 1).

В первой же строке Откровения мы сталкиваемся со слабостью и нищетой нашего языка. Здесь каждое слово требует подробного толкования. Сам глагол «творить» здесь означает невместимое нашим рассудком понятие «создать из ничего». Здесь земля – это не сырая почва и не планета, а то, что мы весьма неточно называем веществом или материей: материал для создания видимого мира. Изначальное небо вовсе не голубая околоземная атмосфера и не чернота межзвездных пространств, но – незримый духовный мир. Наконец, начало – это еще отнюдь не начало времен, скорее его можно уподобить некоему остановленному мгновению, замершему мигу на границе вечности и времени.

Мириады чистейших светоносных духов – вот небо начала. Эти создания не были обременены плотью и кровью, не нуждались в пище и питье, им не нужен был земной воздух. Они были призваны дышать любовью – воздухом вечного счастья. Но один из высших Ангелов, Денница-Люцифер, сказал «нет».

Была неумолимая логика в том, что пала именно совершеннейшая и прекраснейшая тварь Божия. Денница обратил внимание не на Всесовершенство Создателя, а на свои собственные достоинства, подменив любовь самолюбованием. Он оглядывался вокруг и не находил среди небесных светочей равного себе – так он породил в себе гордыню. Выше его ему казался только Бог. Люцифер задался вопросами: почему Господь – Он, а не я? почему к Нему, а не ко мне устремляется ангельский мир? Проникшись завистью ко Всевышнему, верховный херувим пожелал свергнуть и истребить своего Создателя, чтобы самому занять Его место. Все это: гордость, зависть, ненависть – было сгустком лишь одной мрачной мысли, рожденной им, и этой мысли было достаточно, чтобы Денница погас. Прекраснейший и светлейший из Ангелов, он внезапно превратился в беспросветно-мерзкого диавола-сатану. Люцифер померк не один: он заразил своим мраком треть светил – духов, которые также позавидовали если и не Богу, то светлейшим своим собратьям. Эти зараженные тоже угасли, сделались гнусными демонами. На это темное перерождение не было воли Божией – то была свободная воля Люцифера и его присных. Но для них уже не было места среди любящих Бога светоносных Ангелов: Пресветлое небо вытолкнуло из себя духов злобы. Падение диавола и его воинства положило начало всем бедствиям тварного мира. Бог зла не творил – зло породил сатана.