Конкордия Антарова (Кора) - Две жизни (ч. I, т.1-2)

Князь просиял — если можно было сиять ещё больше — и простился со всеми, особенно нежно поцеловал руку Анне и тихо сказал ей:

— Благодарю вас. Ваша музыка помогла мне понять жизнь и найти себя, — и вышел.

— Ваша музыка помогла мне потерять себя, — прошептал внезапно капитан. Я едва расслышал его и увидел, что он, усердно прятавший свою левую руку с кольцом, рассеянно прикрыл ею лицо. Кольцо сверкнуло и не укрылось от зорких глаз Ананды, как — я уверен — и шёпот капитана донёсся до музыкальных его ушей.

— Я так и думал, так и думал, — вдруг сказал Ананда, поднимаясь с места и направляясь прямо в наш угол.

— Мой друг, я перед вами в большом долгу. Вы не можете даже представить себе, как много вы для меня сделали, отыскав моё кольцо, — взяв за левую руку капитана и задержав её, говорил Ананда. — Вы очень измучены. Вам кажется, что музыка разворошила вам всю душу. Но, право, верьте, мы с Анной нынче сыграем и споём вам, — и вы совершенно иначе себя ощутите. Вы найдёте тот высший смысл жизни, путь к которому и есть наша земная жизнь с её серыми днями.

У вас такое печальное лицо, — продолжал Ананда, — как будто бы вы похоронили самые лучшие мечты. Анна, мы должны с вами играть сегодня. Я большой эгоист, прося вас об этом, ведь вы не выразили ещё желания играть или петь. Но если только вы желаете помочь мне отблагодарить человека, вернувшего мне подарок дяди, — не откажите и сыграть, и аккомпанировать мне, — обратился он к Анне, подходя к ней.

— Какой подарок дяди? — спросила Анна, и тот же вопрос я читал на всех лицах.

Ананда подал ей кольцо, которое обошло всех, вызывая всеобщий восторг; дошло оно и до нас с капитаном. Я взял его, ещё раз полюбовался им и, передавая капитану, смеясь сказал:

— Вот такого мне уж никто не подарит.

— Да ваш цветок вовсе и не фиалка, — внезапно сказала Анна.

— Вот как?! — воскликнул я, поражённый, что в шуме общего разговора она могла услышать мои слова. — А разве цветок капитана фиалка?

— Быть может, и не фиалка, — улыбаясь, ответила она. — Быть может, из семейства орхидей, но фиолетового цвета, как ирис, во всяком случае.

Капитан смотрел на неё, не отрываясь, всё ещё держа кольцо в руках. Я не мог решить, подозревал ли кто-нибудь из присутствующих, что капитан покупал кольцо для Анны. Я хотел спросить её, какой же мой цветок; но в это время верзила внёс маленькие чашечки ароматного кофе на огромном серебряном подносе, а Ананда, поклонившись Анне, попросил её быть хозяйкой и пододвинул к ней фиолетовое блюдо с тортом.

Анна заинтересовалась блюдом и кувшином, спрашивая И., где он их достал.

— Это не я. Это Лёвушка их раздобыл, точно так же, как фрукты и торт. Но если его содержимое не будет отвечать его внешнему виду, мы придумаем для Лёвушки наказание, — прибавил И., юмористически поблёскивая глазами.

— Всякий, кто здесь мудрец, почувствует во рту рай, как только вкусит от торта, — заливаясь смехом, брякнул я. — А всякий, кто здесь принц, найдёт на блюде божественную красоту и оценит её, а не будет придумывать для меня каверзные наказания.

Все весело смеялись. Строганов даже за голову взялся, повторяя: "Ай да литератор!", а Анна смотрела на меня с огромным удивлением, переводя свой взгляд на улыбавшихся И. и Ананду, молча смотревших на меня.

— Что же, дорогая хозяйка, давайте-ка нам скорее это выпеченное волшебство. Пора решать, кто здесь мудрец и кто принц, — всё улыбаясь, сказал Ананда.

— С кого же начать? Не с самых ли младших? — рассмеявшись, спросила Анна.

— О, так как я самый младший, а я знаю, что в середине торта — рай, то я исключаюсь. Начинайте с самых старших, — ответил я ей.

— Хорошо. Отец, пожалуйста, попробуй скорее, чтобы я успокоилась, что ты мудрец, — подавая отцу тарелку, сказала Анна.

— Мы ровесники с Джел-Мабедом, — сказал Строганов. — Дай и ему, мы вместе будем держать экзамен.

Торт был подан отцу Ибрагима, и… оба вскрикнули:

— Рай, рай! Больше на мудрецов нет вакансий.

— Ну нет, — сказал Генри. — Я не уступаю так легко. Возраст и мудрость не обязательно согласуются. Я прошу теперь и для нас с Ибрагимом.

Анна подала им торт, ласково пригрозив Генри за бунт.

Не успели они откусить, как Генри важно заявил, что придётся оспаривать право на мудрость у первых вкусивших, так как свой рай они уже проглотили. И, пожалуй, торта не хватит для повторного испытания, если все будут поглощать райскую мудрость так быстро.

Когда очередь дошла до И. и Ананды, мне не пришлось решать, кто был здесь мудрецом. Ананда, держа блюдо с начатым тортом, поклонился мне и сказал:

— Если бы я был мудрецом, то в эту минуту я потерял бы часть невещественного рая, так как весь ушёл бы в блаженство еды. Это прекрасно и обманчиво. Кушанье скромно на вид и необычайно привлекательно внутри. Если и блюдо обладает таким же скрытым талантом обвораживать людей, то вы далеко пойдёте в жизни, юноша. Капитан выказал свой необычайный вкус, вы же продемонстрировали ещё и талант тайного волшебства. Я нетерпеливо буду ждать, когда откроется дно блюда.

Вскоре от торта не осталось ничего, и я увидел остановившиеся глаза Анны, которых она не отрывала от блюда.

Я так перепугался, что встал, собираясь убежать.

— Стой, стой, Лёвушка! — вскричал И., мигом очутившись подле меня и беря меня под руку. — Как раскрылись твои каверзы, — так ты и бежать?

— Я очень заинтригован, — вставая, произнёс капитан. — Лёвушка в такой тайне всё держал…

И он направился к столу. Посмотрев на блюдо, на Анну, на меня, он провёл рукой по глазам и молча пошёл на своё место.

— Да что там такое? — громко сказал Строганов. — Мудрецами становились вслух, а как до принцев дошло, — языки проглотили. Наоборот бы надо.

Он приподнялся, склонился над блюдом и, окинув всех взглядом, улыбаясь, сказал:

— Оно выходит, будто принцем-то становлюсь я. Генри, турки — все бросились к блюду.

— Ну дайте же и нам с Анандой посмотреть, — отстраняя их от стола, сказал И.

Я готов был провалиться сквозь землю, а капитан, крепко держа меня под руку, шептал:

— Ну и мальчишка! Почему же не я нашёл эту вещь? Я готов был бы…

— Я согласен, что на блюде изображена царственная красота. Если бы в лице нарисованной красавицы сверкало столько духа и ума, сколько в той живой принцессе, чьим прототипом она служит, — я согласился бы признать вас принцем-отцом, — сказал Ананда. — И юноша, сумевший оценить сходство, оценить краски портрета на стекле, достоин моей горячей благодарности.

С этими словами Ананда подошёл ко мне, обнял, и как ребёнка подняв меня на воздух своими могучими руками, крепко поцеловал.

— Надо фехтовать, Лёвушка, делать гимнастику, ездить верхом, закалять организм. Ваша худоба неестественна. Генри, доктор, займись моим другом Лёвушкой. Ну, а теперь — играть, — прибавил он.