А. Бежицын - Соль, потерявшая силу?

С. Соловьева) наряду с лжехристианством и антихристианством ненависть к Европе, коей по сей день живем. Это они передали ее нам, как наследственную дурную болезнь. "Разлагаясь, умирая, — писал В.В. Розанов, — Византия нашептала России все свои предсмертные ярости и стоны и завещала крепко их хранить России. Россия, у постели умирающего, очаровалась этими предсмертными его вздохами, приняла их нежно к детскому своему сердцу и дала клятвы умирающему — смертельной ненависти и к племенам западным, более счастливым по исторической своей судьбе, и к самому корню их особого существования — принципу жизни, акции, деятельности". [5] В. В. Розанов. Религия и культура. М., 1990, с.330.

Европоненавистничество Россия приняла «нежно», оно помогло усвоить заимствованную у другой нашей mater et magistra, "матери и наставницы", у Орды, идею военного расширения как raison d'etre нашего государства и как национальную идею. А вот учение Христа, по слову того же Розанова, Россия воспринимает плохо: "она слушает полуоткрытым ухом Его поучения, притчи, заветы. Все это она помнит, но умом на этом не останавливается. [6] В. В. Розанов. Религия и культура. М., 1990, с.332. У нас повторяется то, что было в Византии, а там"…люди хотели только беречь а не творить истину, и вся их общественная жизнь, лишенная религиозной задачи, представляла бесплодную и бесцельную игру человеческих страстей…". [7] В. С. Соловьев. Сочинения в двух томах. Т.1, М., 1989, с. 119. Такова и наша нынешняя жизнь, как, впрочем, и прошлая.

Византия и ее церковь заслужили свою судьбу, как говорил тот же В.С. Соловьев: "…если Восточная Церковь потеряла, в силу известных событий, то, что принадлежало ей в силу божественного права, то очевидно, что врата адовы одолели ее и что она, следовательно, не есть незыблемая Церковь, основанная Христом". [8] Владимир Соловьев. Россия и вселенская церковь. М., 1911, с.154. А задолго до В.С. Соловьева Авраамий Палицын риторически вопрошал: "Констянтин град не беззакониа ли ради и неправды пленен бысть?" Ради: уж очень много было в Византии беззакония и неправды. И не случайно П.Я Чаадаев писал о "растленной Византии", "предмете глубокого презрения" всех. [9] П. Я. Чаадаев. Сочинения. М., 1989, с. 28.

И вот эту неоплакиваемую империю пытаются ставить нам в пример. Многие по-прежнему, как сказал Г.П. Федотов, "жаждут Византии, а не Христа"; с благоговением говорят о византийском наследии не только в делах церковных, но и в государственном устроении. Хотя «византизм» имеет в русском языке (как и во всех европейских) явно выраженный негативный оттенок. Да и как не иметь — ведь там из ста с лишним императоров более семидесяти умерли не своею смертью. И это ставить нам в образец?

И тем не менее ставят, и не только империю, но и ее православие, с его принципом "ничего не добавляй", что неизбежно обрекает церковь "на попрание людям", ибо она не в состоянии ответить на вопросы жизни, не в состоянии дать людям хлеб духовный. Как писал православный богослов, "Поздняя Византия молча признала, что кафолическая Истина Церкви окончательно, раз и навсегда и во всей полноте, формулирована "древними отцами" и семью Вселенскими Соборами. А потому даже и на новые недоумения, на новые лжеучения или вопросы отвечать нужно из того же арсенала, в сокровищницах святоотческих творений искать заключенный в них ответ на все вопросы". Византийское богословие исходило из того, что"…все разрешено и заключено в прошлом и что ссылка на это прошлое одна дает гарантию православия". [10] Прот. Александр Шмеман. Исторический путь православия. М., 1993, с.271.

Русское православие, по мнению некоторых православных же мыслителей, ничего не добавило к византийскому основанию (К.Н. Леонтьев в "Византизме и славянстве: "…мы прожили много, сотворили духом мало", "у нас все оригинальное и значительное принадлежит Византии и ничего — собственно нашей, славянской крови"). Но нельзя же ограничиваться византийской мертвечинкой, на нее вряд ли будет спрос. А эта мертвечинка отчетливо чувствуется во всех поствизантийских православных церквах (и больше всего, пожалуй, в РПЦ) — нет в них жизни, нет ни одного ответа на ее вопросы. Она вся — в VII–VIII веках, достаточно взглянуть на шитые золотом одеяния священнослужителей РПЦ — это все не от апостолов (хотя РПЦ именует себя "апостольской"), это из уже омертвевшей Византии, равно как и их обыкновение несколько раз переодеваться во время богослужения; в нынешней России такое обыкновение имеют у нас дамы из "новых русских" во время своих "приемов".

И все-таки у Византии было хоть одно оправдание: извне пришли агаряне — и одолели. Россия и этим не может похвастаться, ибо у нас сам народ поднялся против своей веры, народ сам убивал своих священнослужителей, народ разорял храмы, сколько бы ни говорили о том, что виноваты внешние влияния, подточившие веру. "Гнилое дерево не стоит" — пословица, которую, так любит А.И. Солженицын. Будь в народе вера, будь в нем духовный и нравственный стержень, никакое лжеучение ничего не могло бы сделать с нашей страной. Однако сделало. И если В.С. Соловьев говорил об антихристианстве Византии, павшей под ударами извне — но кольми паче должно было быть антихристианство в России, чтобы вот так, в одночасье все рухнуло от своих же «православных», словно и не было почти тысячи лет христианства.

А его и в самом деле не было, раз сам народ поднялся против своей церкви и подверг ее неслыханным, часто совершенно зверским преследованиям. Накоротке нечто подобное случилось во Франции, но все же до такого скотства и основательности в гонениях там не доходили. Что бы ни говорили нынешние ревнители нашего официального православия, к началу ХХ века церковь утратила всякий авторитет и в простом народе, и в образованных слоях. Да и раньше особой любви к нему не было, и когда представился случай, продемонстрировали это очень убедительно. В этом и состояла суть Катастрофы 1917 г.

Некоторые выводят начало Катастрофы из раскола. О нем — огромная литература. Напомним только формулу "Семнадцатый век породил семнадцатый год". Отчасти верно: из-за раскола народ утратил доверие к официальной церкви. Староверы заслуживают самого уважительного отношения (хотя В.С. Соловьев и говорил, что дело было не столько в православии, сколько в правописании): они сумели одни, без помощи государства устоять и явили образцы твердости духа. Вот только трудно отделаться от впечатления, что победи тогда старая вера, гонения были бы, пожалуй, не менее жестокими, но более основательными.

Однако исторически сложилось так, что гонениями суждено было заняться новообрядческой церкви, и она предавалась им с усердием. Об этом тоже написано немало, но в прошлом: сейчас эта сторона деятельности нашего официального православия вовсе замалчивается. За неучастие в обрядах наказывали сурово: в 1648 г. вышел указ, гласивший: "Кто не ходит в церковь, не бывает у святого причастия и не пускает к себе в дом священника — подвергать таких людей пыткам и нераскаявшихся сжигать". И пытали, и сжигали. Конечно, время было суровое, но в христианском мире уже шел процесс смягчения нравов.

Читать дальше