Брюс Липтон - Биология веры: Недостающее звено между Жизнью и Сознанием

Мой неискушенный детский ум воспринял инфузорию как маленькую личность — разумное существо. Мне казалось, что это мельчайшее беспорядочно мечущееся создание движется осмысленно, с какой-то целью — я только не знал, с какой именно. Зата­ив дыхание, я подглядывал за деловито снующей по поверхности водоросли инфузорией будто в замочную скважину. А потом в поле моего зрения стала вползать огромная ложноножка неуклюжей амебы!

Мое путешествие в таинственную Лилипутию грубо прервал Гленн, главный хулиган нашего класса. Он стащил меня с ящика, вопя, что теперь его очередь смотреть в микроскоп. В надежде, что «фол» Гленна позволит мне получить право на «штрафной» — лишнюю минутку у окуляра микроскопа, я попытался привлечь внимание миссис Новак к этому вопиющему нарушению правил. Увы, до большой перемены оставались считанные минуты, а за моей спиной шумела нетерпеливая толпа сгорающих от любопытства одноклассников.

После школы я сломя голову бросился домой и взахлеб стал рассказывать о своем приключении маме. Меня настолько впечатлило волшебство оптики, что я умолял, пользуясь при этом всеми доступными ребенку средствами убеждения, купить мне микроскоп.

Годы спустя, уже на старших курсах университета, я получил доступ к электронному микроскопу. Разница между школьным оптическим микроскопом и его электронным собратом примерно такая же, как между подслеповатой подзорной трубой, в которую собравшиеся на смотровой площадке зеваки обозревают окрестности, и орбитальным телескопом «Хаббл», передающим на Землю изображения глубокого космоса.

Для меня, честолюбивого молодого биолога, допуск в лабораторию электронной микроскопии стал чем-то вроде ритуала профессиональной инициации. Помню, как впервые вошел туда через черную вращающуюся дверь, как будто разделявшую два мира, в одном из которых оставалась моя беззаботная студенческая жизнь, а в другом меня ожидала стезя ученого.

Помещение лаборатории тонуло в тусклом красном свете фотографических ламп. По мере того как мои глаза привыкали к такому освещению, меня охватывал священный трепет. Красные отблески зловеще мерцали на полированной поверхности возвышавшейся в центре лаборатории хромированной колонны электромагнитных линз. Россыпь подсвеченных приборных панелей, переключателей и разноцветных индикаторных лампочек на пульте управления заставляла вспомнить кабину «Боинга-747». От основания микроскопа, словно узловатые корни старого дуба, змеились вакуумные магистрали, водяные шланги и электрические провода. Было слышно, как стрекочет вакуумный насос и журчит вода в контурах охлаждения.

Мне показалось, что я каким-то образом очутился на капитанском мостике звездолета «Энтерпрайз». Судя по всему, капитан Кирк * * Капитан Кирк, командир звездолета «Энтерпрайз» — персонаж популярного фантастического телесериала «Звездный путь» (Star Trek). взял выходной — его место за пультом занимал один из моих профессоров, поглощенный кропотливой процедурой ввода образца биологической ткани в высоковакуумную камеру в среднем сечении колонны.

Шли минуты. На меня нахлынуло воспоминание о том, как я, будучи второклассником, впервые увидел живую клетку. Наконец на экране электронного микроскопа появилось зеленое фосфоресцирующее изображение. В пластиковых кюветах с трудом раз­личались темные пятнышки тридцатикратно увеличенных клеток. Увеличение шаг за шагом стало расти — 100 раз, 1000, 10 000 раз. И вдруг мы как будто включили «варп-двигатель» † † В мире, изображенном в сериале «Звездный путь», варп-двигатель — фантастическая технология, позволяющая космическим кораблям двигаться со скоростями, превышающими скорость света. — клетки внезапно увеличились в сто тысяч раз! Это был самый настоящий прыжок во Вселенную, только мы погружались не в космос, а вглубь пространства материи. Секунду назад передо мной была миниатюрная клетка, и вот я уже мчусь в ее молекулярных безднах!

По-моему, мой восторг был написан у меня на лице.

Что уж говорить о тех чувствах, которые я испытал, когда мне предложили занять почетное место второго пилота. Я взялся за ручки управления и приготовился вести наш «космический корабль». Профессор играл роль гида и обращал мое внимание на достопримечательности проплывавших перед нами ландшафтов: «Вот митохондрия, вот комплекс Гольджи, вон там ядерная пора, это — молекула коллагена, а это рибосома».

Меня бросало в жар, я чувствовал себя первопроходцем, проникшим в доселе недоступный человеческому глазу мир. Когда-то, благодаря школьному микроскопу, я посчитал клетки разумными существами. Теперь мне стало ясно: ключи к фундаментальным загадкам жизни скрыты в глубинах клеточной цитоархитектуры. Еще на первых курсах университета нам говорили, что функции биологических организмов неотделимы от их структуры. Но ведь это означает, что, соотнеся микроскопическую анатомию клетки с ее поведением, мы сможем постичь природу самой Природы! В таинственном зеленом свечении экрана электронного микроскопа я как в магическом кристалле увидел свое будущее.

Спустя десять лет я стал штатным сотрудником престижного медицинского факультета Висконсинского университета, был отмечен как хороший преподаватель и получил международное признание за свои исследования клонированных стволовых клеток. В моем распоряжении появились еще более мощные электронные микроскопы, позволявшие осуществлять что-то вроде трехмерного компьютерного томографирования молекул, составляющих самую основу жизни, но это не заставило меня изменить своему детскому убеждению: жизнь клеток преисполнена смысла.

Увы, я не мог сказать то же самое о собственной жизни. Я не верил в Бога. Мне представлялось, что Бог, если допустить, что это все-таки Он создал наш грешный мир, обладал чрезвычайно извращенным чувством юмора. Для меня жизнь, во всех ее формах была следствием случайности, результатом удачного карточного расклада или, точнее, — случайно выпавшей комбинацией генетических игральных костей. В конце концов, я был всего лишь биологом традиционного толка, и со времен Чарльза Дарвина девизом нашей профессии было: «Бог? А для чего Он нам?»

Дарвин не то чтобы отрицал существование Бога — он только полагал, что Бог не причастен к биологии. В своей вышедшей в 1859 году книге «О происхождении видов» Дарвин отметил, что индивидуальные признаки передаются от родителей к детям, и предположил, что именно эти «наследственные факторы» определяют развитие ребенка. Догадка Дарвина положила начало упорным попыткам ученых разобрать жизнь на винтики, причем механизм наследственности искали в структуре клетки.