Эра Рок - Тринадцать полнолуний

— Напрасно ты лютуешь. Я и сам не смел ждать такого чуда, что полюбит меня самая лучшая девушка на свете, — Зенек вэял Марылю за руки, — а уж я-то как её люблю, что слов не хватит рассказать.

Милош встал, посмотрел на счастливую пару, махнул рукой и пошёл по улице в сторону леса, чтобы никто не видел его слёз. Никогда ещё не терпел он такого позора, всегда первым был. А тут? Какой-то Зенек убогий, которого и за человека никто никогда не считал. Но ещё больнее было оттого, что любовь неразделённая, как гвоздь ржавый, рвала его сердце на куски. До ночи бродил Милош по лесу, чтобы не идти в село, не видеть никого. И созрел у него в голове страшный план.

После того, как ушёл Милош, веселье немного утихло сперва, но выпивка будоражила кровь, и пошёл народ опять впляс да празднование. Друзья Милоша посматривали на Зенека, да о чём-то переговаривались. А девушки, с ещё большим любопытством, разглядывали, да обсуждали как красив он да силён. Наши кумушки Степанида, Бася и Груня успокаивали Василису. Та плакала, что дочка бедная, столько позора на их голову.

— Да полно тебе, Василиса, всё образуется, побесится Милош да успокоиться. Первый раз что ли? Завсегда мужики, пока не нагуляются всласть, к дому не прибиваются. Так что, всё равно, готовься к осени свадьбу играть.

— Ой и не знаю, бабоньки, как-то Кася моя переживёт это. Где вот она? Куда убежала? Ведь любит она его, паразита, больше жизни любит. Ох, сердце не на месте, пойду искать, как бы не сделала чего с собой, — поднялась, со вздохом, и пошла. — Да, вот так дела. Я всё понять не могу, что это со Зенеком сделалось? И Василя твово излечил, и Милоша как побил, ты видела, Стеша? Ведь он даже руками его не трогал?! А тот, вроде, как о стену ударился и отскочил, будто горошина, — Бася округлила глаза и посмотрела на Степаниду.

— И для меня это диковенно, но может, Демьян его научил, только пока он говорить не мог, то и не показывал своё умение, — Степанида пожала плечами.

— Да что умение, а какой он красавчик-то стал, вот где чудеса. Вот бы проверить, всё ли в нём изменилось, — Груня причмокнула губами, — уж давно любовных утех мне не доставалось.

— Ну, и бесстыжая ты, Грунька, всё бы тебе о мужиках думать, — Степанида покачала головой.

И тут, первый раз, кумушки заметили, что на глаза Груни навернулись слёзы.

— А то вы не знаете, что молодой я одна осталась. Ваши-то мужики до сих пор при вас, А мой-то, Петро, только и успел, что детей мне оставить, а счастья бабского да любви я испытать не успела, — сняла платок, тряхнула головой, рассыпав каштановые волосы по плечам. И бабы увидели, что вполовину седые у Груни волосы. Плакала, тихонько всхлипывая, их подруга, над долей своей, над одинокой бабской судьбой.

— Ну что ты, Грунюшка, не плачь, — Степанида обняла её за плечи.

А Груня, досадуя на свою слабость, ведь привыкли считать её сильной, вытерла платком слёзы, подобрала волосы, улыбнулась и сказала:

— Да то вино плачет, а я, ведь, на самом деле, самая счастливая и всё у меня хорошо, Детки здоровы, и сама ещё собой хороша. Эй, принимайте вкруг новую плясунью, — и пошла, пританцовывая к веселящейся молодёжи.

— И всё-таки, странно всё это, что за сила проснулась в Зенке? — Бася, в раздумии, нахмурила брови, — помнишь, как в хате Демьяна свет был? Может и вправду, с нечистым дело связано?

— Ой, и не вспоминай, Бася, так стыдно за то, что мы сделали тогда, в глаза парню смотреть совестно, — Степанида покраснела, — но икона-то мироточила, а это верный знак, что господь с нами, о таких чудесах даже старики на своём веку не помнят.

— А может, и плакал Угодник, что бесовское испытание на нашу голову свалилось? — Бася прищурила глаза и кивнула в сторону Зенека.

Замолчали кумушки, задумались, кто из них прав. Но ещё одна парочка раздумывала над этим. Михай и Гриц, опорожнив полбутылочки заветной, тоже не могли прийти к единому мнению по поводу таинственных перемен со Зенеком и Марылей.

— Говорил я, что на поляне чудо произошло, оно-то Зенека и поменяло. Помнишь, что камушки ему дали те люди диковинные? Видать в них-то и была сила заключена — Гриц закурил.

— Но то не знаем, от кого эта сила, вот что плохо, — Михай глянул на него, — а вдруг, то бесы были, и появились-то страшно, я думал и смерть пришла. Ведь они в любом виде могут приходить?

— А я верю, что это добрый знак был, и нам от этого только польза будет, — не соглашался Гриц.

Но был ещё один человек, который пристально смотрел на Зенека, Евдокия. Уехал в город её муж, полгода уже прошло, а от него ни слуху, ни духу. Измучилась вся душенька, изболелось сердечко. Что с ним, жив ли, а может, помер уже, да закопали его косточки, а она и могилку не знает? В церковь ходила, свечки всем святым поставила, у батюшки спрашивала. Но ответил он, что ждать надо, да богу молиться, что бы вернул домой кормильца. Но нет покоя, неизвестность всю душу вымотала. Решилась, подошла к Марыле, может, присоветует что-нибудь.

— Спроси у Зенека, может он подскажет, что мне делать, как узнать, где мужик мой, — плача, спросила она Марылю.

— Хорошо, не плачьте только, сейчас спрошу, — и пошла к Зенеку.

Он, в окружении детворы, что-то рассказывал им. Дети смеялись и наперебой задавали ему свои детские вопросы. Марыля подошла и заговорила с ним вполголоса. Он кивнул, ответил ей. Вернулась Марыля к Евдокии и сказала:

— Приходи сегодня ночью да принеси рубаху мужа.

Засветились счастьем и надеждой, потухшие от слёз, глаза Евдокии.

Как пришла ночь, робко постучала Евдокия в дверь к Марыле.

— Всё сделала, как вы сказали, вот рубаха.

— Садись на лавку, положи рубаху на колени да глаза закрой, — сказал Зенеш и присел к ней.

Вздохнула Евдокия, приготовилась. Зенек провел своей рукой по её глазам и положил руку на её темя. Перед глазами Евдокии появилась картинка. Большая рыбацкая лодка качалась на волнах. Артель рыбаков вытаскивала из воды невод с рыбой. Среди них увидела она и мужа своего. Старался он, рубаха от пота вся мокрая была, на шее жилы вздулись. Потом картинка сменилась, муж был в каюте у капитана. Капитан хвалил его, что работник он хороший, и сделает он его своей рукой правой, будет муж парней отбирать на лодку, работящих и старательных, и жалование ему повысят за его отношение к работе. Уважали мужа люди за доброту и справедливость. Быстро сменялись картины трудовых дней, дошли до того, как отпросился муж у капитана домой ненадолго съездить, да подарки и заработанное отвезти. Пошёл навстречу своему работнику хорошему капитан и согласился. Пришёл муж на квартиру, где жил, достал из-под пола мешочек, денег много накопил, пересчитал, доволен остался. Пошёл на улицу, ходил по городу, много подарков набрал домочадцам, напоследок, зашёл в лавку старую. Смотрел, перебирал вещи, что там продавались. Увидел бусы, из янтаря сделанные, а на них подвеска, восьмиугольник, а посередине, черный шарик вставлен, серебреными искорками переливается. Понравилась безделушка мужу, подумал, что заломит сейчас продавец цену. А продавец, старичок благообразный, с седой бородкой и глазами добрыми, назвал такую цену, что по карману была. Сговорились быстро, по рукам ударили. И тут вошёл в лавчонку, молодой, красивый мужчина, в дорогих одеждах, видать, роду панского. Загорелись глаза его огнём, как увидел он в руках у мужа эти бусы с подвеской. Ничего не сказал, походил немного, посмотрел товар, прислушиваясь к разговору продавца и мужа, и вышел на улицу. Попрощался муж со старичком и тоже вышел. А тот молодой человек дожидался его на улице. Остановил и предложил мужу продать ему эту безделицу, и назвал свою цену, в десять раз выше, чем муж заплатил. А муж ответил: