Эра Рок - Тринадцать полнолуний

Он подхватил Касю и закружился с ней в танце. Ах, какой красивой парой они были! Оба молодые, высокие да пригожие.

Зенек почувствовал, как вспыхнули пурпуром его щёки и в голове зашумели колокола. Два дня назад, блуждая по лесу, он вышел на берег озера. Услышав девичий смех, спрятался за кустами и раздвинул ветки, что бы лучше видеть. Картина, представшая его взору, была восхитительна. Девушки всей деревни были на берегу. Как лесные нимфы, они плескались в воде, смеялись и пели песни. Их молодые, упругие, загорелые тела, в алмазном переливе водяных брызг, приковали взгляд Зенека. Особенно выделялась из всех красавица Кася. Самая высокая, чернобровая, с копной смоляно-чёрных, густых, волнистых волос, закрывающих всю спину до самых ягодиц, она стояла на берегу. Согнув в локтях руки, провела ими снизу до верху по своему телу. Погладила своё лицо, провела по волосам, подняла руки вверх и потянулась всем телом за ними. Казалось, что сейчас она, как птица, полетит в голубое небо, к солнцу и облакам. Запрокинув голову, она засмеялась:

— Ой, как же хорошо, дивчинки! Небо и солнышко улыбаются мне! Вчера Милош уж так целовал меня, так целовал. Называл коханою. Сказал, что к осени сватов зашлёт. Ой, ну какая же я счастливая! — и столько в её голосе было неподдельной радости, что все, кто был на берегу, переглянулись. — Да что ты? Неужто, так и сказал про сватов? — спросила одна из девушек.

— Нешто я обманывать буду?! Так прямо и сказал. Да вот и Гануся может подтвердить! Правда же?

— Так, что же вы на свиданье вместе с Ганной ходите? — засмеялись девчата.

Все оглянулись на светловолосую девушку, сидевшую чуть поодаль от них.

— Да что вы. Просто, оказалось, что Гануся следит за нами. Так, ведь подруженька? — Кася нахмурила брови и сердито посмотрела на Ганну, но в её голосе прозвучали нотки ни злости, а, скорее превосходства над подружкой.

— Мы с Милошем вышли к реке, знаете то дерево, что ветки свои в реке полощет? Сели мы на бережке, и только Милош стал мне на ушко слова ласковые шептать, как из кустов Ганночка вывалилась, да прямо нам под ноги. Уж так меня напугала, я думала, и сердце из груди выскочит. Ну, як, Гануся, услышала ты, какие слова нежные говорил мне Милош? — победно глянула Кася на девушку.

Зенек забрался на нижнюю ветку дерева, что бы лучше слышать и видеть происходящее. Все смотрели на Ганночку. Она сидела, обхватив руками согнутые в коленях ноги и опустив голову. Золотистые волосы полностью закрывали её худенькую фигурку. Во всей её позе чувствовалось, сколько горя испытывала сейчас она изза слов Каси. Она подняла, полные слёз глаза и посмотрела на неё.

— Смейся-смейся, разлучница. Не долго тебе радоваться. Всё равно мой будет Милош, только мой. И никто у меня его не отнимет! — слезы отчаяния и душевной боли брызнули из глаз Ганны.

Она вскочила, схватила своё платье и заметалась по берегу. Казалось, от горя и обиды, она забыла дорогу к деревне. Остановилась, посмотрела на всех мутными от слёз глазами и бросилась бежать в сторону дерева, на котором сидел Зенек. От неожиданности и страха быть замеченным, он оступился на ветке и, свалившись, выкатился кубарем на встречу Ганне. Девчата, с визгом, бросились кто куда: кто назад в воду, кто, схватив своё платье, быстрыми движениями, стал прикрывать своё тело. И только Кася стояла спокойно, совсем не стесняясь наготы. Казалось, она, будто нарочно, встала так, чтобы показаться во всей красе. Изящно выставив вперёд ногу, изогнувшись так, что стало видно её плоский живот и молодую упругую грудь, она собрала сзади волосы, подняла их к голове и, прищурившись, смотрела на происходящее. Её забавляла эта паника. Она нахмурила лоб, секунду подумала, а потом, улыбнувшись, громко сказала: — А вот и жених для нашей Гануси, Девочки, это же просто Зенек. Ах ты, негодник, иж что удумал, подглядывать за нами?! Ну, как, нравиться? А хочешь поближе посмотреть?

Тут она подбежала к лежащему на земле Зенеку и нагнулась к его лицу. От неожиданности, он вскочил на ноги, потеряв равновесие, снова упал, да так и остался сидеть, открыв рот. А Кася повернулась и спокойно пошла к своему платью, лежащему на траве возле воды. Все уже оделись и успокоились, и только Ганна стояла и плакала, не вытирая слёз. Они катились из её глаз, похожие на маленькие бриллианты.

— Ну что же ты всё плачешь, Гануся, смотри, какого я тебе жениха нашла, — засмеялась Кася, — подойди, обними да поцелуй его. И будет вам счастье.

От этих слов, Ганна расплакалась ещё сильнее и бросилась бежать в лес. Зенек, опомнившись, вскочил и кинулся в другую сторону. Девчата заулюлюкали, засвистели им вслед, а когда они пропали из виду, все рассмеялись, довольные Касиной придумкой.

— Ох, и злая ты, Кася, всё бы тебе над людьми подшучивать да насмехаться, — вздыхая, сказала одна из девушек, Марыля, она стояла чуть поодаль от всех и выжимала подол намокшей исподней рубашки, — вот зачем убогого обидела, ведь у него тоже душа есть, и болеть от обиды как у нас способна. А Ганночка? Разве ж она виновата, что любит да нелюбима. Нехорошо. С добром в сердце человек жить должен. Не зря старики говорят: «злой человек половину своего яда сам выпивает».

— Ой, отстань ты, глядите, правильная какая, всех-то тебе жалко. А я знаю, что себя надо любить да жалеть, тогда и счастлив будешь, вот так-то, — рассмеялась Кася.

Смех её, как звон колокольчиков поплыл над рекой.

Зенек бежал по лесу. Сейчас в его душе происходило что-то доселе незнакомое и странное. Перед глазами стояло улыбающееся лицо Каси и её нагое тело. Ни когда раньше не видел он обнажённую женщину. Как же прекрасно она была! Природа брала своё, и вдруг, в голове, в груди, в животе Зенека как вулкан какой-то взорвался. Он остановился от неожиданности, прислушиваясь к незнакомым ощущениям. «Что со мной? Что происходит? Боже-боже, что это?» Он поднял глаза к небу. Высоко, над его головой, шумели верхушки деревьев. Зенеку показалось, что в шелесте листьев он услышал слова: «Это любовь, любовь». «А что же это такое — любовь?». Но уже ответа на этот вопрос он не услышал.

Вернулся Зенек в деревню только поздно ночью. Ночевать пошёл в пустую избу деда Демьяна. Раньше ночевал где придётся: летом на чьём-нибудь сеновале, зимой его пускали в тёплые сени. Тётка Тася померла пять зим назад, младших детей забрала себе её старшая сестра из соседней деревни. А старшие разбрелись кто куда, кто в город, кто женился и свой дом выстроил, кто замуж вышел да к мужу в семью ушёл. В избе осталась только одна из дочерей, восемнадцатилетняя Марылька. Держала невеликое хозяйство, коровку да козу, да надеялась, что выпадет ей счастье, найдётся жених. Привечала Зенека по памяти детства, кормила да стирала его нехитрую одежонку, но не удерживала, когда он уходил бродить по селу. И, в общем-то, ни кому не было до Зенека дела, со своими бы проблемами разобраться. Так и ходил он от дома к дому, не находя приюта. Нет, его не гнали взашей, подкармливали за выполненную работу, но с облегчением вздыхали, когда он уходил. А последнее время его всё чаще тянуло в избу деда Демьяна. Там, лёжа на лавке, он вспоминал детство и деда. Думал о жизни своей. Дед научил его молитвам, и сегодня, молясь на единственную дедову икону, он плакал и просил: «Господи, силы небесные! Помогите мне, расскажите, как жить? Что делать? Почему, за что мне это несчастье? Почему я не такой как все?» Он не заметил, как заснул.