Иван Бунин - Бунин в своих дневниках

Встретили знакомых, все: "погодите еще судить, почем знать, м [ожет] б [ыть], это вовсе не то" и т. д. Нынче это, конечно, в газетах подтверждается. А газета (читал только "Борьбу") ужасна – о как изболело сердце от этой скотской грубости! Опять свирепые угрозы – "Красный террор, массовое уничтожение всех подлых гадин, врагов революции должно стать фактом!" – точно этого факта еще нет! […]

6. /19. VIII.

В субботу 3-го взял в "Днепро-Союзе" восемь тысяч авансом за право перевести некот [орые] мои рассказы на малорусский язык. Решение этого дела зависело от Алексея Павловича Марковского, с ним я и виделся по этому поводу.

Вчера твердый слух о взятии Херсона и Николаева. Красные перед бегством из Николаева будто бы грабили город и теперь, грабя по пути, идут на Одессу – уже против большевиков. Говорят, что С. и Калиниченко бежали в 2 ч. ночи с 4 на 5 на катере. […] Там, где обычно святцы – перечисление убийств, совершенных революционерами. Хлеб 35 р., ветчина 280 р.

Нынче проснулся оч [ень] рано. Погода превосходная.

Когда у Чрезвычайки сменяют караул, играют каждый раз Интернационал. […]

Был 2 раза в архиерейском саду. Вид порта все поражает – мертвая страна все в порту ободранное, ржавое, облупленное… торчат трубы давно [неразборчиво написано.- М. Г.] заводов… "Демократия!" Как ей-то не гадко! Лень, тунеядство. […] Как все, кого вижу, ненавидят большевиков, только и живут жаждой их ухода! Прибывшие из Франции все дивятся дороговизне, темному, голодному городу. […] Говорят, что много красных прибежало из-под Николаева – больные, ободранные. […]

9. /22. VIII.

В "Борьбе" опять – "последнее напряжение, еще удар – и победа за нами!" […] Много учреждений "свернулось", т. е., как говорят, перевязали бумаги веревками и бросили, а служащих отпустили, не платя жалования даже за прежние месяцы; идут и разные "реквизиции": на складах реквизируют напр. перец, консервы. […]

По перехвач [енному] радио белых они будто бы уже в 30-40 верстах от Одессы.. Господи, да неужели это наконец будет! […]

Погода райская, с признаками осени. От скверного питания худею, живот пучит, по ночам просыпаюсь с бьющимся сердцем, со страхом и тоской. (…]

Грабеж идет чудовищный: раздают что попало служащим-коммунистам – чай, кофе, какао, кожи, вина и т. д. Вина, впрочем, говорят, матросня и проч. товарищи почти все выпили ранее – Мартель особенно. […]

"Я вам раньше предупреждаю" – слышу на улице. Да, и язык уже давно сломался, и у мужиков, и у рабочих.

Летал гидроаэроплан, разбрасывал прокламации Деникина. Некоторые читали, рассказать не умеют. […]

Париж, 19 авг. 1920 г.

Прочел отрывок из дневника покойного Андреева. "Покойного"! Как этому поверить! Вижу его со страшной ясностью,- живого, сильного, дерзко уверенного в себе, все что-то про себя думающего, стискивающего зубы, с гривой синеватых волос, смуглого, с блеском умных, сметливых глаз, и строгих, и вместе с тем играющих тайным весельем; как легко и приятно было говорить с ним, когда он переставал мудрствовать, когда мы говорили о чем-нибудь простом, жизненном, как чувствовалось тогда, какая это талантливая натура, насколько он от природы умней своих произведений и что не по тому пути пошел он, сбитый с толку Горьким и всей этой лживой и напыщенной атмосферой, что дошла до России из Европы и что так импонировала ему, в некоторых отношениях так и не выросшему из орловского провинциализма и студенчества, из того Толстовского гимназиста, который так гениально определен был Толстым в одной черте: "Махин был гимназист с усами…".

Понедельник 22 февр./7 марта, 1921 г. Париж.

Газета удивила: "На помощь!" Бурцева, "Спешите!" А. Яблоновского ("Хлеб в Крон [штадте] должен быть не позже вторника или среды!") […] Неужели правда это "революция"? […] До сегодня я к этой "революции" относился тупо, недоверчиво, сегодня несколько поколебался. Но как и кем м. б. доставлено в Кронштадт] продовольствие "не позже среды"? Похоже опять на чушь, на русскую легкомысленность. […]

Вечером Толстой. "Псков взят!". То же сказал и Брешко-Брешковский. Слава Богу, не волнуюсь. Но все-таки – вдруг все это и правда "начало конца"!

23 февр./8 марта.

[…] С волнением (опять!) схватился нынче за газеты. Но ничего нового. В "падение" Петерб. не верю. Кр.- может быть, Псков тоже, но и только. […]

Вечером заседание в "Общ. Деле",- все по поводу образования "Русского комитета национ. объединения". Как всегда, бестолочь, говорят, говорят… […]

Возвращался с Кузьм [иным]-Караваевым. Он, как всегда, пессимист. "Какая там революция, какое Учр. Собр.! Это просто бунт матросни, лишенной советской властью прежней воли ездить по России и спекулировать!"

25 февр./10 марта.

По газетам судя, что-то все-таки идет, но не радуюсь, равнодушие, недоверие (м. б. потому, что я жил ожиданием всего этого – и каким!- целых четыре года.)

[…] Американский Кр. Кр. получил депешу (вчера днем), что "Петроград пал". Это главное известие. […]

Вчера до 2-х дочитал "14 Декабря". Взволновался, изменилось отношение к таланту Мережковского, хотя, думаю, это не он, а тема такая. (…]

28 фее р./13 марта.

Дело за эти дни, кажется, не двинулось с места. Позавчера вечером у меня было собрание-заседание Правления Союза Рус. Журналистов, слушали обвинение Бурцева против Кагана-Семенова […] Бурцев заявил, что он. Каган, был агентом Рачковского. Были А. Яблонов-ский, Мирский, С. Поляков, Гольдштейн, Толстой, Каган и Бурцев.- Яблоновский сообщил, что получены сведения о многих восстаниях в России, о том, что в Царицыне распято 150 коммунистов. Толстой, прибежавший от кн. Г. Е. Львова, закричал, что, по сведениям князя, у большев. не осталось ни одного города, кроме Москвы и Петерб. В общем, все уже совсем уверены: "Начало конца". Я сомневался.

Вчерашний день не принес ничего нового. Нигде нельзя было добиться толку даже насчет Красной Горки – чья она? […]

Нынче проснулся, чувствуя себя особенно трезвым к Кронштадту. Что пока в самом деле случилось? Да и лозунг их: "Да здравствуют советы!" Вот тебе и парижское торжество,- говорили, будто там кричали: "Да здравствует Учр. Собр.!"-Нынче "Новости" опять-третий номер подряд – яростно рвут "претендентов на власть", монархистов. Делят, сукины дети, "еще не убитого медведя". […]

1/14 марта.

[…] Прочел "Нов. Рус. Жизнь" (Гельсингфорс) – настроение несколько изменилось. Нет, оказывается, петерб. рабочие волновались довольно сильно. Но замечательно: главное, о чем кричали они – это "хлеба" и "долой коммунистов и жидов!" Евреи в Птб. попрятались, организовывали оборону против погрома… Были случаи пения "Боже, Царя храни".

У нас обедал Барятинский. Затем мы с Куприным и толстым были в Бул [онском] лесу на острове.

2/15 Марта.