Клавдия Лукашевич - Мое милое детство

Мы хватаем няню за руки и ведем в нашу детскую, усаживаем на диван.

— Расскажи сказку…

— Какую? Смешную, жалостливую или страшную?

— Жалостливую, — прошу я.

— Нет, страшную-страшную, — перебивает Лида.

— Ну, хорошо, вчера рассказывала для тебя, Беляночка, а сегодня для Лидиньки.

— Нянечка, только не очень страшную… А не то я боюсь…

Няня начинала тихим однотонным голосом, говорила долго и таинственно. Чаще всего это была сказка про Бабу Ягу — Костяную ногу, железный нос или про Кощея Бессмертного.

Ах, как я любила эти сказки… И жутко бывало… Вся дрожишь и спрашиваешь: «Нянечка, скоро страшное место?! Я боюсь»… Заткнешь уши, а сама все подслушиваешь.

После сказок няня начинала петь песни про Лазаря и про каких-то калик перехожих… В моих ушах и до сих пор звучат нянины старинные песни, напеваемые тихим, однозвучным голосом, совсем простые и трогательные.

Устанет няня рассказывать сказки и петь песни, откинется на спинку дивана и задремлет. Мы снимаем с нее чепец, распускаем длинные седые тонкие косы, и я начинаю дележ с сестрой.

— Одна коса — моя; другая — твоя. Одна рука — моя; другая — твоя… Одно ухо — мое; другое — твое… Один глаз — мой; другой — твой… Нос мой, рот мой… И ты не смей дотрагиваться, Лида…

Но сестра очень довольна доставшейся ей половиной. Она заплетает и расплетает «свою» косу и что-то напевает про себя. Вдруг мне становится завидно…

— Уходи, уходи, Лида… Няня вся моя. Вся — как есть… Ничего тебе не дам!

— Нет, и моя няня! — кричит Лида и начинает плакать.

Я обхватываю няню, тяну к себе и закрываю руками и платьем. Няня встает растрепанная, ищет свой чепец и укоряет меня.

— И не стыдно тебе, Беляночка, маленькую сестру дразнить… Уйду на кухню… и не стану с вами больше играться.

— Прости, нянечка… Прости, любимуш-ка. Я больше не буду… Лида, бери себе половину няни.

— Вот так-то, детушки… Живите дружно… Вас только две и есть… И маменька с папенькой, и дедушка с бабушкой на ваше согласие порадуются… То и клад, коли в семье лад…

Иногда няня, еще не окончив уборки кухни, говорила:

— Сегодня станем куклу шить.

Радости нашей нет границ. Няня была великая мастерица в этой работе. Сшить куклу не очень-то просто. Надо разыскать белых тряпок для туловища, розовый шелк для лица, веревок для волос, разных лоскутиков, ленточек, бус и т. п. Все эти обрезки дарили нам тетеньки или «верхние хозяйки». А нянюшка до поры до времени берегла их в своем сундуке.

Няня лезет в свой сундук… Он старый-престарый, тесаный, окованный жестью. Как весело смотреть, когда няня открывает сундук… Нам всегда казалось, что он полон каких-то сказочных богатств… Крышка внутри оклеена обоями… И вся украшена картинками божественного содержания и портретами императора Александра II и царской семьи. Эти все картинки дарил няне дедушка. Мы знаем содержание каждой картинки. Няня про все нам рассказывала. Императора Александра II она обожала. Часто рассказывала нам про тяжелое житье крепостных и про волю, которую дал «Царь-батюшка».

Но вот целый ворох тряпок уже в детской. Няня надела круглые в медной оправе очки и вооружилась иглой. Сестра Лида и я, не спуская восторженных глаз, жадно следим за тем, как созидается кукла… Во мне пробуждалось при этом особенно нежное чувство ожидания чего-то милого. В умелых руках няни сначала появлялось туловище, с руками и даже пальцами, с ногами… Голова делалась последней и мало-помалу оживала… Мы с Лидой раскручивали веревку, няня ее расчесывала… И на голове «вырастали» длинные чудные волосы… Но милее всего было, когда на меня взглядывали веселые черные глазки из бусинок и улыбался красный рот из шерсти.

Мне казалось, что на свет Божий появился человек. Я обнимала новую куклу и начинала ее любить, как живое существо.

— Моя милая, — говорила я, обнимая и целуя свою новую дочку. — Я назову тебя Машенькой.

Но няня возражала:

— Что это у тебя все Машеньки да Машеньки…

— Ну так Клавденькой…

Всех своих кукол я называла или Клавдей, или Машей. А у сестры были Лиды да Маши. Но она кукол не особенно любила. Она любила гораздо больше собак и кошек.

Няня постоянно шила нам всевозможных кукол, маленьких, больших, барынь, кухарок, и делала им комнаты, постели, и нас учила их обшивать, обвязывать, нянчиться с ними. И у меня, и у сестры в нашей детской были свои уголки с куклами, и там своя, особенная жизнь… Все, что мы видели, слышали, все это «переживалось» и у наших кукол…

— Нянечка, когда я вырасту большая, у меня будет много-много «заправдашных» детей, — мечтала я… Это было мое заветное желание.

— Это хорошо иметь много детей, — соглашалась няня.

— Я не дам Лиде нянчить моих детей… Сама буду с ними нянчиться. Пусть Лида своих заведет и нянчит.

— Ах, милушка, с детьми-то нянчиться нелегко. И слава Богу, если Лидинька тебе поможет, — серьезно возражала няня.

— Нет! Нет… Своих нянчить я, кроме тебя, ни за что никому не позволю.

Мне казалось верхом блаженства и счастья нянчить детей: кормить их, пеленать, баюкать. Все это я добросовестно, с серьезным сознанием какого-то долга, проделывала со своими куклами…

Бабушка, тетки, даже мама зачастую обшивали наших куколок, особенно тетя Манюша.

Среди скромных удовольствий нашей жизни для нас, детей, было большою радостью в субботу утром с мамой и няней ходить в баню. Мы с Лидой очень волновались и суетились: собирали разные кружечки, чашечки, ведерки и кукольное белье для стирки.

Мама и няня собирались основательно: они несли с собою большие узлы. Няня в бане нас всегда парила на «полке» веником для здоровья. Возвращались мы красные, разгоряченные и приносили с собой несколько веников. Няня подметала ими полы. А мама всегда покупала нам около бани грошовые пряники в виде золоченых барынь или коромысла [27] Деревяная дуга, при помощи которой на плечах переносили ведра с водой. с ведрами. Как мы бывали довольны! Теперь таких уже не делают и около бань не продают.

Дома, после бани, няня давала нам горячего сбитня [28] Горячий напиток из меда и пряностями — мятой, корицей и т. п. . Кажется, это был просто кипяток с патокой. И, кроме того, по ломтю черного хлеба, намазанного тягучей черной патокой. Мы считали это большим лакомством. Но мама все это не любила и укоряла няню: «Ты вечно кормишь детей какой-то бурдой».

— Дети у нас здоровенькие. Простые кушанья очень пользительны… Да не с чего нам всяких разносолов заводить, — возражала няня.

Перед всеми праздниками мы ходили ко всенощной [29] Всенощною, или всенощным бдением, называется такое Богослужение, которое совершается вечером накануне особо чтимых праздничных дней. Оно состоит из соединения вечерни с утреней и первым часом и совершается при большем освещении храма, чем в другие дни. Это Богослужение называется всенощным потому, что в древности оно начиналось поздно вечером и продолжалось всю ночь до рассвета. Потом, из снисхождения к немощам верующих, стали начинать это Богослужение несколько раньше и делать сокращения в чтении и пении, а потому оно кончается теперь не так поздно. Прежнее же название его всенощным бдением сохранилось. , а по воскресным и праздничным дням — к обедне [30] Литургию называют «обедней», т. к. ее положено совершать в полуденное (обеденное) время (у наших предков принято было вставать очень рано). Литургия — самое важное Богослужение, во время которого совершается Святейшее Таинство Причащения, установленное Господом нашим Иисусом Христом в четверг вечером, накануне крестных Его страданий. . Няня не пропускала ни одной службы и часто отправлялась к ранней обедне.