Николай Жевахов - Воспоминания. Том 2. Март 1917 – Январь 1920

Перед моими глазами стояла вереница экипажей, с замерзающими на козлах кучерами и ливрейными лакеями, ожидавшими у блестящих подъездов, залитых светом электричества, своих господ, и я глубоко жалел... господ. Я знал, как несправедливо осуждают их, как знал и то, что их грех заключается не в том, что они, сытые и довольные, не хотели думать о меньшем брате и помогать ему, а в том, что не знали , как это сделать, что любая из этих светских дам, сводившая, казалось бы, все интересы своей жизни к заботам о своем туалете, не задумалась бы отдать этой меньшей, голодной братии, вместо куска хлеба, все свои драгоценности, если бы только увидела то, о чем слышала на лекциях и собеседованиях или читала в газетах.

И я вспоминал покойную княжну М.М. Дондукову-Корсакову и Е.Н. Воронову, приводивших в изумление своими подвигами окружавших, Ф.К. Пистолькорса, не разлучавшегося с Евангелием и читавшего его оборванцам в Галерной Гавани, и целый ряд других представителей столичной знати, самоотверженно отдававших себя бескорыстному служению ближним...

О, если бы эта аристократия вместо того, чтобы терзаться над измышлением способов помощи ближним или над разрешениями религиозно-философских проблем, увидела бы эту елочку в 7 копеек, то ринулась бы в эти трущобы нищеты и увидела бы Бога, Которого искала в салонах знати... И эта елочка переставила бы все старые точки зрения, опрокинула бы все прежнее миросозерцание, разрешила бы все доныне неразрешенные проблемы духа и сказала бы, что подлинное Царство Божие находится внутри нас, в сердце нашем, а не там, где его искали и все еще продолжают искать и нигде не находят.

Но кто же мог показать им эту елочку, кто должен был бы повести их к родникам чистой воды и напоить их, утолить их жажду духовную и дать им, вместе с делом Христовым, те небесные ощущения, какие с этим делом связаны...

Я приподнял только уголок душевной драмы обывателя. Но разве только эти житейские вопросы, хотя и высшего порядка, терзали его душу?! Разве эти люди спрашивали только о том, почему так много зла в жизни и как бороться с ним, как и где найти выход своим стремлениям к добру?! Нет, они спрашивали и о том, откуда взялось это зло, где спрятаны его причины, почему мир ведет борьбу со злом в области его последствий, а не в области его причин, почему не вырывает его корней, а в лучшем случае только отбивается от него?

Ответы на эти вопросы были, но их никто не давал.

И как у детей, так и у взрослых не было посредников между небом и землей, как те, так и другие ощупью добирались до Бога, падали и некому было поднять их... И это в России, в лоне Православной Церкви – средоточии величайшего в мире духовного богатства, крупицами которого пользовались лишь единицы.

Мы видели уже из предыдущего, что иерархи были склонны объяснять всякого рода нестроения в церковной жизни то внешними причинами, разумея под ними синодальную систему, то внутренними, связывая их со свойствами самой паствы, оторванной от Церкви, безверной и безрелигиозной. Но это неверно. Формы всегда неодушевлены, жизненно только содержание. И никакая форма не способна убить духа, если он есть. И те, кто имел его, те не только являли его, но и одухотворяли других.

Синодальная система, как я уже неоднократно указывал, явила целый сонм подвижников, причтенных к лику святых Православной Церкви, целый ряд выдающихся церковных деятелей, из коих ни один не жаловался на тот гнет и оковы рабства, о которых стали говорить в России лишь с момента общего революционного брожения, заразившего и некоторых иерархов, вторивших общим крикам о "свободе".

Нет, нестроения в церковной ограде нужно искать совершенно в другом месте, и я частично уже отметил их, когда говорил о взаимоотношениях между официальной и неофициальной церковью, между епископами и монахами, между образованным классом и духовенством.

Авторитет духовенства в России действительно был невысок, но вызывалось это явление не безверием и безрелигиозностью русского народа, а как раз наоборот, его повышенными религиозными требованиями, не находившими удовлетворения со стороны русского духовенства в массе.

"Богоискательство" – чисто русское явление, рожденное именно на этой почве религиозной неудовлетворенности и одиночества духовного.

Авторитет духовенства и не мог быть высоким при той кастовой организации, какая если не исключала, то во всяком случае сильно затрудняла доступ в его среду представителей других сословий. Причины этого последнего явления сложны, и я не буду их касаться, однако тот факт, что состав русского духовенства был ограничен рамками кастовой к нему принадлежности, а между "духовными" и светскими учебными заведениями стояла непроходимая стена, чрезвычайно резко отражался на его общем уровне. Можно сказать больше того. За последние 25-30 лет перед революцией служение Церкви в России сделалось как бы привилегией для детей церковных причетчиков, зажиточных крестьян и мещан, потому что даже дети бедного духовенства, в особенности городского, получали обыкновенно образование в светских учебных заведениях и не шли по стопам отцов, а устраивали свою будущность на разных поприщах государственной и общественной деятельности.

В связи с этим и епископат пополнялся преимущественно представителями мало тронутого культурой русского простонародья. Такие иерархи, не соприкасавшиеся вовсе с интеллигенцией и не знавшие ее вплоть до епископской хиротонии, открывавшей им доступ в чуждую для них среду, относились к последней не только отрицательно, но часто даже враждебно. Воспитанные на началах оппозиции "дворянству", как к таковому, в специфической обстановке домашнего очага, а затем в условиях семинарского быта, русские иерархи в большинстве случаев не только не умели приблизить к себе паству, но и не желали этого и не собирались входить в более тесное общение со средой, чуждой им и по рождению и по воспитанию.

Из смиренных и простых крестьянских и псаломщицких детей, зачастую с добрыми навыками и наклонностями, они чрезвычайно быстро превращались в гордых и надменных Владык, воспринимали почести и славу, пресыщались честолюбием и ограничивали свою задачу служения народу лишь совершением торжественных богослужений или подписыванием консисторских бумаг. Но духовная жизнь паствы, общие церковно-государственные задачи протекали не только вне поля их зрения, но и вне поля их разумения. Это были духовные сановники, неудачно копирующие губернаторов и генерал-губернаторов, бравшие от своей паствы все и взамен ничего ей не дававшие.

При таких условиях верующие люди по необходимости должны были искать удовлетворения своих духовных запросов в других местах, и неудивительно, если наталкивались на тех, кто эксплуатировал их веру.