Кристофер Хитченс - Бог не любовь: Как религия все отравляет

Я видел немало шиитских церемоний и процессий и потому не особенно удивился, когда узнал, что их обрядовая сторона частично позаимствована у католиков. Двенадцать имамов, один из которых «сокрыт» в ожидании то ли возвращения, то ли пробуждения. Горячечный культ мученичества, особенно в связи с ужасной гибелью имама Хусейна, покинутого и преданного среди бесплодных равнин Кербелы. Процессии самобичевателей и самоистязателей, охваченные горем и раскаянием из-за того, что их жертвенного лидера бросили в беде. Мазохистский праздник Ашура более всего напоминает испанскую Semana Santa, Святую неделю, когда по улицам плывут рясы, кресты, капюшоны и факелы. Уже в который раз мы видим, что монотеистическая религия — это плагиат плагиата слухов о слухах, а кончается эта затянувшаяся цепочка несколькими баснями, выдуманными в далеком прошлом.

Можно выразиться иначе: пока я пишу, новая инквизиция готовится заполучить в руки ядерное оружие. Грандиозная, изобретательная, утонченная персидская цивилизация неуклонно увядает под удушающей властью религии. Большинство ее писателей, художников и интеллектуалов либо в изгнании, либо задавлены цензурой; ее женщин превратили в имущество и сексуальных рабынь; ее молодежь, в своей массе, не имеет ни полноценного образования, ни работы. Иран по-прежнему экспортирует то же, что четверть века назад, когда теократы пришли к власти: фисташки и ковры. Модернизация и технология обошли его стороной. Единственное достижение — ядерная программа.

Так противостояние религии и цивилизации переходит в совершенно иную плоскость. До относительно недавних пор те, кто выбирал власть святош, сполна расплачивались за это сами. Их страны приходили в упадок, их экономика съеживалась, их лучшие умы пропадали впустую или бежали за рубеж, и они всегда плелись в хвосте у стран, научившихся изолировать и усмирять религиозный инстинкт. Государство наподобие Афганистана попросту загнивало. И без того печальная картина стала еще трагичней 11 сентября 2001 года, когда из Афганистана поступил священный приказ экспроприировать два выдающихся достижения современной цивилизации — небоскреб и реактивный самолет — и с их помощью совершить человеческое жертвоприношение. В истерических проповедях прямым текстом объявлялось, что на следующем этапе в руках у воинов апокалипсиса будет оружие Армагеддона. Религиозные фанатики не могли придумать абсолютно ничего столь же полезного, как небоскреб или пассажирский авиалайнер. Но, продолжая долгую историю плагиата, они смогли украсть эти изобретения, чтобы использовать их для разрушения.

Эта книга посвящена старейшему спору в истории человечества, но во время работы над ней мне почти еженедельно приходилось отрываться и принимать участие во все новых и новых витках этого спора. Дебаты, как правило, принимали уродливые формы: я покидал рабочий стол не для того, чтобы дискутировать с каким-нибудь бывалым иезуитом в Джорджтаунском университете. Нет, я спешил к датскому посольству — проявить солидарность с небольшой демократической страной, когда другие ее посольства были объяты огнем из-за нескольких карикатур в одной копенгагенской газете. Эта конфронтация была особенно угнетающей. Исламские толпы нарушали дипломатическую неприкосновенность и угрожали смертью мирным гражданам, а Его Святейшество Папа Римский и епископ Кентерберийский в ответ на это осудили… карикатуры! Мои коллеги-журналисты наперегонки капитулировали, публикуя репортажи о скандальных изображениях без самих изображений — в эпоху, когда средства массовой информации почти исключительно полагаются на картинку. Тут и там мямлили о необходимости демонстрировать «уважение», но со многими редакторами я знаком лично и могу смело утверждать, что главной причиной их «сдержанности» был обыкновенный страх. Иными словами, кучка религиозных бандитов, разинув пасть, сумела заглушить своими воплями традицию свободы прессы в самом сердце Запада. В 2006 году! К постыдному страху следует добавить нравственную лень релятивизма: никакая нерелигиозная группировка, угрожающая насилием, а тем более прибегающая к нему, не одержала бы столь легкой победы, и никто не бросился бы придумывать для нее оправдания (не то, чтобы она сама утруждала себя оправданиями).

В другие дни газеты пишут о том, что крупнейшее в истории исследование воздействия молитвы в очередной раз установило отсутствие какой-либо корреляции между молитвами о выздоровлении и собственно выздоровлением. (Разве что такая корреляция: у пациентов, которые знали, что за них молятся, было больше послеоперационных осложнений, чем у тех, которые не знали, молятся за них или нет. Лично я, впрочем, не думаю, что это что-либо доказывает.) Тем временем группа ученых в результате самоотверженной кропотливой работы обнаружила в отдаленном уголке канадской Арктики несколько скелетов крупной рыбы, которая жила 375 миллионов лет назад и обладала ранними прототипами пальцев, кистей, локтей и плеч. Как и археоптерикс, являющийся переходной формой между динозаврами и птицами, долгожданный Тиктаалик (названный так по инициативе местного нунавутского населения) — одно из так называемых «недостающих звеньев», помогающих нам пролить свет на истинную природу человека. Охрипшие от крика пропагандисты «разумного замысла» тем временем собирались осаждать попечительский совет очередной школы, требуя, чтобы детям преподавали вздор.

Эти противоречивые известия стали напоминать мне забег: на каждый крошечный шажок науки и разума приходится размашистый, грозный скачок варварства — по милости людей, уверенных в своей правоте и мечтающих о том, что Роберт Лоулл в другом контексте назвал «засильем благочестия и стали».

Религия даже обзавелась специальным ответвлением для изучения конца света. Оно именуется «эсхатологией» и без конца изводит себя картинами уничтожения этого тленного мира. Культ смерти по-прежнему силен, хотя у нас есть все основания полагать, что кроме «тленного мира» у нас ничего нет — и никогда не будет. В то же время перед нами целая вселенная, ждущая открытий и объяснений. Ее изучение, увлекательное уже само по себе, даже самому обыкновенному человеку открывает то, чего когда-то не знали Дарвин и Эйнштейн. Оно сулит настоящие чудеса исцеления, энергетики и мирного диалога культур. Однако же миллионы людей во всем мире по-прежнему предпочитают пещерные мифы с племенными божками и кровавыми жертвоприношениями. Стивен Джей Гулд в поздних работах великодушно писал, что наука и религия представляют собой «непересекающиеся царства». Что они не пересекаются — совершенно очевидно. Но это не означает, что между ними нет антагонизма.