Диакон Андрей Кураев - Ответы на вопросы православной молодёжи

Вообще же я не ставлю себе глобальных задач. Уже давно я дал себе зарок: в своей жизни я никогда не буду заниматься двумя вещами: я не буду спасать Россию и не буду спасать православие [354]. Мне ближе этика малых дел: оказание частной помощи частным людям.

— Что-то Вы скромничаете, по-моему. Почему это Вам не хочется спасти Россию и православие?

— Потому что слишком часто на моих глазах люди с ума сходили от самомнения и постановки себе чересчур масштабных задач. Если же и во мне вдруг шевельнется подобная мессианская мыслишка — я ее осаживаю простым вопросом: «Андрей, а кто тебя назначил дежурным по апрелю?».

Так что вновь скажу: я именно работаю. Слова типа «служение» и «подвиг» выношу за скобки своей жизни — чтобы не «звездило». Поэтому и беру гонорары за свои лекции и книги. Знаете, в Церкви иногда говорят: «бесплатно» — это там, где бес платит. В смысле — одаривает «кайфом» от сознания собственной праведности.

— При таком объеме миссионерской и проповеднической деятельности, который вы ведете — в том числе и на рок-концертах — трудно ли возвращаться к уединению, молитве, частной жизни христианина, который стоит перед Богом?

— Да, даже и не в духовной жизни, а в чисто практической — трудно возвращаться в Москву. В самом буквальном смысле. Когда я еду в какой-то город — меня там чуть не на руках носят, встречают… Когда я возвращаюсь в Москву — я тут никому не нужен. Самому надо тащить сумку к автобусу, затем часа два самому тащиться от аэропорта до дома…

— С какой аудиторией Вам интереснее всего вести диалог?

— С той, которая со мной не согласна. Моя аудитория — это люди, которым интересна мысль, сложность. Люди, которые боятся простых ответов и пропаганды. Люди, которые радуются, узнавая что какие-то проблемы сложнее, чем им казалось раньше.

Христос пришел для всех. Значит — и для образованных людей тоже, а не только для «простецов» (которые, вдобавок, начинают совершенно некстати гордиться своей «простотой»). Вся эта стилизация под «простоту» ведь есть не более чем форма косметики, натужное актерство.

— И сколь часто Вам доводится встречаться с такими аудиториями?

— Знаете, аудитория моего первого выступления в городе всегда не моя. Это подтверждается почти во всех епархиях, где я побывал. Это большая для меня проблема, так как мои книги, записи выступлений распространяются лишь по церковным каналам и не доходят до тех, кому они адресованы, — прежде всего до людей не церковных. Почти везде, куда я приезжаю, объявления висят лишь в храмах. Поэтому на лекции приходят прихожаночки, «профессионально православные», в надежде на то, что им расскажут о святых прозорливцах, старцах. Они быстро понимают, что ошиблись, честно и мирно дремлют до конца лекции, задают несколько бытовых вопросов и на следующий день уже не приходят. На второй лекции аудитория обновляется почти наполовину, приходят люди светские, для которых это первая возможность серьёзного диалога с церковью на их языке. По городу начинается телефонный перезвон (сенсация: «нескучное православие!»). И на третий вечер собирается уже моя аудитория — люди, которые боятся простых ответов.

— А неприятных открытий в жизни у Вас не было?

— Одно из крупных разочарований моей жизни связано все с тем же моим миссионерством. Я с некоторой горечью должен признаться, что наибольшую отдачу мои книги и лекции дают, увы, не в том направлении, на которое я рассчитывал. Я ни в коем случае не могу считать себя учителем церкви. Учить духовной жизни, молитве и покаянию, как я считаю, не в пределах моей компетенции: ни человеческой, ни диаконской.

Мне бы хотелось быть действительно миссионером, приводить к Богу людей из «страны далече“.

И все же по откликам и беседам с сотнями людей, по письмам, которые я получаю, оказывается, что для многих людей мои лекции выполняют другую задачу.

Оказывается, что для многих мои лекции и книги являются скорее неким удерживающим фактором, т. е. они, скорее, не приводят в Церковь, а помогают остаться в ней. Те, кто приходят, — приходят сами. Но затем проходит пора первых восторгов и начинается горечь — сомнения, трудности, разочарования. Особенно они тяжелы, если не сложились отношения со священником. Если в эту пору к нему попадают мои книги, то удаётся такому человеку показать, что Православие может быть иным. Книги показывают ему, что мир Церкви — разнообразен. И поэтому в нем можно жить. Пространство Церкви — пространство людей, а не пыльное книгохранилище.

Порой даже приходится говорить: то, что тебе было выдано за Православие, или показалось им, на самом деле таковым не является.

— То есть, та аудитория, с которой Вы работаете, это большей частью уже церковные люди?

— Ну, это, скажем, к моей печали… Мне бы хотелось, чтобы в ней было больше людей нецерковных… Но, к сожалению, в последние лет пять я наблюдаю обратную тенденцию. Если раньше было примерно поровну, то сейчас на моих лекциях светских людей процентов может быть двадцать.

— Может быть, проблема в том, что светские люди о Вас просто не знают?

— Да, я это вижу очень чётко. Потому что иногда, бывает, приезжаешь в небольшой городок — полный зал на тысячу мест. А бывает большой, миллионный город, а зал полупустой… Очевидно это связано с какими-то неудачами в подготовке моего приезда, в оповещении.

Во всех городах аудитория моего первого выступления всегда не моя. Приходят в основном прихожане, многие из которых ожидают, что я буду рассказывать о чудесах и блаженно-юродивых старцах… Бабушки вскоре понимают, что ошибилсь и спокойно дремлют до того времени, когда можно задать свои вопросы. На следующую лекцию они уже как правило не приходят. Но несколько десятков людей из университетского мира, которые все же оказались на лекции, после нее задают нагрузку местным телефонным сетям. На следующий вечер численность слушателей та же, но уже качественно меняется их состав. И обычно к третьему вечеру собирается, наконец, моя аудитория. Приходят люди светские, для которых это первая возможность серьёзного диалога с церковью на их языке.

— Нормально ли для церковного проповедника прибегать к рекламе в средствах массовой информации?

— Оповещать через СМИ — это нормально. Хотя, здесь действительно есть проблема, потому что рекламный характер современной культуры противоречит основам православной этики… И поэтому мы проигрываем сектам. Приезжает, скажем, какой-нибудь захудалый проповедник из Калифорнии, а о нём по всему городу висят афиши: «Выдающийся Мыслитель: Тот, Кто ответит на все вопросы!». Я же не могу так говорить. Это неуместно для православного человека так говорить. Будь я баптистом, подо мной был бы какой-нибудь специальный фонд, который занимался бы и раскруткой, и организацией всего, и было бы планирование встреч, поездок, жизни в Москве и по стране… У меня этого нет.