Диакон Андрей Кураев - Ответы на вопросы православной молодёжи

— Да, подчас отношения Церкви не только с бизнесменами, но и с властью бывают сложными. С одной стороны — Церковь ищет у власти помощи в житейских делах, с другой — должна печаловаться о нуждах народа, паствы и обличать неправедные поступки вождей. Люди видят по телевизору как патриарх обнимается и целуется с президентом. Бабушке, получающей пенсию в 700 рублей, это говорит только о том, что святейший патриарх как бы легитимизирует существующую социальную несправедливость..

— Да, все сложно. Но в этой сложности я хотел бы сначала обратить внимание на небольшую деталь. Ельцин наградил патриарха Алексия всеми высшими орденами России, а патриарх Ельцина за все два его срока не наградил никаким церковным орденом. Я думаю, что это значимый жест. Отсутствие действия тоже бывает серьезным действием. Я думаю, это показывает подлинное отношение патриарха и Церкви к политике, которую проводил предыдущий президент России.

В случае с Ельциным ситуация усугублялась еще тем, что «Ельцин» есть величина переменная и зависимая. Ельцин, который общался с патриархом — это был один человек. Но Ельцин, который выслушивал советы Чубайса, был совершенно другим человеком. Ельцин, при всей силе его характера, чрезвычайно управляемый человек. То есть тот, кто имел доступ к его уху, мог разворачивать его мнение на 180 градусов. Даже мне это удавалось. Поэтому я прекрасно понимаю, что когда патриарх общался с Ельциным и касался вопросов социальной защиты, заботы о бедных, Борис Николаевич наверняка поддакивал: да, конечно, будем помогать. Потом приходил Чубайс и предлагал секвестировать бюджет за счет социальных расходов. И Ельцин опять соглашался…

— Наблюдая воочию «сильных мира сего», Вы, по-видимому, смогли сделать определенные выводы. Насколько верующим человеком был, по-вашему, первый президент России Борис Ельцин?

— О вере его я судить не могу, но был случай, после которого я потерял всяческое уважение к нему как к политику. Где-то за неделю до первых президентских выборов в 1991 году я увидел интервью Ельцина итальянскому ТВ. Журналист спрашивает: «Борис Николаевич, не кажется ли вам, что православие с его традициями аскетизма, монашества — это то, что мешает России войти в общество рыночных отношений?» Ельцин отвечает: «Это, конечно, сложность, но мы ее преодолеем». Второй вопрос: «Не кажется ли вам, что православие с его традицией соборности, т. е. коллективизма, является препятствием на пути к демократическому обществу, где ценится прежде всего индивидуум?» Ответ в том же стиле: «Трудность есть, но мы и ее осилим». Буквально через полчаса мне звонит Аркадий Мурашов — он тогда работал в команде Ельцина. «У Бориса Николаевича встреча с патриархом назначена, и он интересуется, о чем ему с ним говорить? Можете что-нибудь предложить?» Я отвечаю: «Знаете, уже полчаса как могу…» На следующий день с утра еду в Белый дом, где пытаюсь объяснить Бурбулису, что неприлично, просто немыслимо ни в одной стране мира, чтобы кандидат в президенты обещал преодолеть «тяжкое наследие» исконной религии большинства своего народа. Это что, демонстрация известного принципа «правительство отказало народу в доверии»? Через три часа прибывает в Белый дом патриарх, и я уже официально его сопровождаю. Входим к Ельцину, и он встречает патриарха такими словами: «Ваше Святейшество! Тут вот некоторые говорят, что православие и демократия несовместимы, так вот знайте: я с ними решительно не согласен!..» После этого я за Ельцина больше не голосовал.

Просто я тогда понял, что этот человек, ставший первым президентом России — не самодержец. Он слишком подвержен влияниям и советам. Самодержавна страна, которая сама решает свои вопросы, в которой нет управленцев, назначенных извне. И совсем не важно, кто управляет ею: царь, парламент или президент. Главное, что страна становится зависимой от внешних сил. СССР был самодержавной страной. Если бы Ельцина даже короновали на царство — самодержавия Россия при нем не получила бы. Он был управляемым человеком, и тот, кто получал доступ к телу, переворачивал мнение главы государства в любую выгодную для себя сторону.

— У Владимира Путина есть задатки самодержца?

— Задатки-то есть. Но беда в том, что передавая власть Путину, Ельцин сказал, что больше всего ценит в нем верность однажды избранному курсу. И речь шла о курсе, избранном до Путина и без его участия.

— Но зато новый президент России — настоящий православный христианин. Вас это разве не вдохновляет?

— Когда я вижу внешнее проявление его веры, иногда это радует. Помню, Путину на сабантуе, в Казани, предложили залезть головой в таз с молоком. Он снял рубашку, и тут выяснилось, что у нашего президента есть нательный крестик. Навряд ли он надел его специально для телекамер… Я порадовался, конечно.

Но с другой стороны при встречах с разными людьми, теми, от кого зависит принятие важных решений или кто их сам принимает — политиками, бизнесменами — я ко всем пристаю с одним простым вопросом: скажите, а что хорошего сделал для России Путин? Всем известно, что именно Гайдар разрабатывает Путину экономическую линию и стратегию. Ладно, пусть экспериментируют дальше — я не экономист, в конце концов. Но кто-нибудь может мне назвать ситуацию, когда бы интересы Запада требовали одного, а интересы России другого, и нашему президенту на самом деле удалось бы, вопреки этому требованию, отстоять (не просто заявить, а именно в конце концов отстоять) свой интерес, интерес России? Я такого случая не знаю. Надеюсь, причина во мне, в ограниченности моей информации, а не в президенте.

Я также не знаю, есть ли православная мотивация в действиях Путина.

Главный ведь вопрос не в том, ходит ли он в храм или нет, а в том — есть ли для него духовная православная составляющая при принятии решений.

Второй вопрос — отстаивает ли интересы Церкви, когда решаются, например, вопросы российско-украинских отношений или отношений России и Прибалтики. Мне неизвестны случаи, когда президенты России, нынешний или прошлый, вопрос, к примеру, газовых долгов Украины, связывали со статусом русского языка на Украине или будущего храмов Московской Патриархии..

Верующий человек всегда помнит о Боге и о Церкви. Его глаза могут смотреть в любую сторону, он может решать какие угодно проблемы, но частичкой своего сознания он всегда помнит, что он не весь з д е с ь, в этой шахматной клеточке, он не ее пленник, есть еще и другая реальность. Я не могу сказать, наблюдая за словами и делами Путина, что он производит впечатление человека, у которого уже есть вот это боковое зрение.

— Как по-вашему: в последние два года русской церкви стало легче?