Джон Стотт - Послания к Фессалоникийцам

Действительно, теперь, когда над могущественным человеком (дьяволом) одержал верх еще более могущественный (Иисус Христос), на его дворец можно совершить набег и выпустить пленников на свободу (Лк. 11:21–22).

Утверждение об обращении к Богу от идолов является демонстративно ложным, если оно в результате не приводит к служению Богу, к Которому мы обратились. Мы не должны думать об этом только как об отречении от старой жизни, но больше как о начале новой жизни в служении Господу. Мы могли бы сказать, что это замена одного вида рабства на другой, но нам следует добавить, что новое рабство фактически является настоящей свободой (Рим. 6:15—23). В этом смысле истинное обращение включает в себя двойное освобождение: от власти идолов, чьими рабами мы были, и освобождение в процессе служения Богу, чьими детьми мы стали.

С первого взгляда бросается в глаза, что понятия «служить» и «ожидать» взаимно дополняют друг друга в опыте верующих людей. Действительно, вначале это кажется удивительным, поскольку «служить» является активным компонентом, в то время как «ожидать» — пассивным. В христианской терминологии «служить» — значит творить дела на земле ради Христа, а «ожидать» — надеяться на пришествие Христа с небес. И все же эти слова не противоречат друг другу, а напротив, одно дополняет другое. С другой стороны, как бы усердно мы ни работали, ни служили, наши возможности ограничены. Мы можем помочь обществу стать лучше, но мы не можем усовершенствовать его. Мы никогда не сможем построить царство утопии на земле. Для этого мы должны ждать Христа. Только тогда Он сможет обеспечить окончательный триумф Божьего Царства справедливости и мира (2 Пет. 3:13). С другой стороны, хотя мы и должны ожидать пришествие Христа, мы не вольны проводить время в праздности, равнодушно взирая на нужды мира. Мы призваны служить живому и истинному Богу.

Таким образом, служение и ожидание нерасторжимы. В своем сочетании они освобождают нас от мысли, что мы можем делать все, и от пессимизма, что мы ничего не можем сделать.

В этом первом упоминании о пришествии (о котором впоследствии говорится в каждой главе обоих Посланий) Павел сообщает нам две истины о Том, Кого мы ожидаем.

Первое, Иисус является Тем, Которого Он [Бог] воскресил из мертвых. Воскресение не только публично объявило Иисуса Сыном Божьим (Рим. 1:4), но явилось также началом нового Божьего процесса творения, залогом того, что Он завершит начатую в нас работу. Воскресение из мертвых дает нам уверенность в возвращении Иисуса с Небес.

Во–вторых, Иисус — это Тот, Кто избавляет нас от грядущего гнева. Это утверждение заключает в себе имя «Иисус», которое означает «Спаситель» (Мф. 1:21). Он уже избавил нас от наказания за грехи й от власти идолов. Но когда Он придет, завершится последний этап нашего спасения: Он избавит нас от гнева Божьего. Божий гнев не является безличным процессом причинно–следственного характера (как пытались утверждать некоторые ученые), он также не является результатом проявления Его характера, продиктованным страстным желанием осудить или отомстить, но гнев Божий — это святое и бескомпромиссное неприятие зла, с которым Он отказывается смиряться. И однажды Его гнев изольется (ср. Рим. 2:5, 16). Именно от этого ужасного происшествия избавит нас Спаситель Иисус.

Совершенно очевидно, что Павел имеет возвышенное видение той Личности, пришествия Которой мы ожидаем. В стихе 10 он называет Его «Иисусом» (Его человеческое имя) и Сыном Божьим (Его божественное достоинство), добавляя к этому, что Он является нашим Спасителем, Который избавляет нас, и Христом (1, 3), о Котором имеются пророчества в Писании. Соединив все четыре эпитета вместе, мы получаем «Иисуса Христа, Сына Божьего и Спасителя» или (в греческом акростихе) ICHTHUS, слово, обозначающее рыбу, выбранное первыми христианами в качестве своего секретного символа.

Теперь мы можем подытожить сказанное о фессалоникийцах, эти выводы получили широкое распространение и стали основой христианского обращения, а именно: отказ от идолов, служение Богу и ожидание Христа. Некоторые исследователи обнаружили здесь связь с верой, надеждой и любовью. Ибо обращение к Богу — это, определенно, вера, а служение Богу можно рассматривать как плод любви, в то время как ожидание Христа — это выражение надежды. Как бы то ни было, в Послании к Фессалоникийцам Павел показал нам неизменную модель обращения. Конечно же, будут самые различные идолы, от которых людям нужно будет отвернуться, и различные формы, в которых люди будут выражать свое служение Богу, но всегда разрыв с прошлым будет самым решающим моментом («вы обратились от идолов»), опыт настоящего будет освобождающим («служение живому и истинному Богу»), а взгляд в будущее будет преисполнен надеждой («и ожидать с небес Сына Его»). Без этого отречения, служения и ожидания вряд ли можно утверждать о своем обращении.

Оглядываясь назад, отметим еще раз жизненно необходимую связь между церковью и благовестием. Здесь следует выделить два момента.

В 1 главе 1 Послания к Фессалоникийцам нет ничего более впечатляющего, чем последовательность: «наше благовествование у вас — вы… принявши слово — от вас пронеслось слово Господне». Бог хочет, чтобы каждая церковь была как источник звука, испускающий вибрации Евангелия, или как телевизионный спутник, который сначала принимает, а потом передает сообщения. Фактически, в этом и заключается простой Божий план евангелизации мира. Если бы каждая церковь была верной, весь мир давно бы услышал евангельскую весть.

Мы должны отметить, что из Фессалоники пронеслось не только «слово Господне» (благовестие словом), но и вести об их обращении (благовестие с помощью слухов). Все слышали о возникновении новой общины в Фессалонике, о ее смелом отречении от идолопоклонства, о ее радости среди скорбей и гонений, о ее изменившихся ценностях, о вере и любви. Людей настолько впечатляло услышанное, что они, должно быть, приходили сами посмотреть на это. Тогда их убеждало не то, что они слышали (или из, или о фессалоникской церкви), но то, что они видели своими собственными глазами. Как писал Дуглас Уэбстер:

«Евангелие передается как через видение, так и через слышание. Это двойное переплетение проходит через всю Библию: образ и слово, видение и голос, возвращение зрения слепым и слуха глухим. Иисус является Словом Божьим и Образом Божьим. Слово стало видимым, Образ слышимым… Мы достаточно хорошо знакомы с вербальным элементом в благовестим. Где же зрительный элемент?» [23] Дуглас Уэбстер, «Я исцелю их землю», доклад на Южно–африканском конгрессе по евангелизации, изд. Майклом Кассиди (Африка Энтерпрайз, 1974 г.), с. 96.