Иван Ильин - Основы христианской культуры

Нечто подобное этому , но в совершенно ином плане и в актах совсем иного строения , происходит тогда, когда еще не верующий, но религиозно-ищущий человек обращается к Богу. Согласно тому, что мной изложено и показано в предшествующих главах, [489]человек, ищущий Бога, должен прежде всего собрать, проверить и очистить свой духовный опыт , т. е. отделить в пределах своей собственной души и жизни — духовные состояния и духовные содержания от недуховных . Сначала он будет производить это неуверенно, а может быть, и с ошибками; но этим не следует смущаться, ибо уверенность его постепенно будет крепнуть и ошибки будут выясняться и устраняться. Вслед за тем он должен совершить приятие духовности и духа — сердцем: предпочесть духовное, испытать от него радость, полюбить его и обратиться к нему с тем, чтобы служить ему, беречь и умножать его.

Пока происходит рассуждающий отбор и человек объективно рассматривает свои «дела и дни», молитва, вероятно, не дастся ему. Но как только начнется движение предпочитающего и полюбляющего сердца , так молитва «неизвестному Богу» станет возможной и естественной. Ибо молитва есть горение сердца о совершенном и к Совершенному . Для того чтобы она началась, не надо никакого «удостоверения» в объективном бытии Бога, как высшего и абсолютного Лица: достаточно того, чтобы сердце избрало, предпочло и посвятило себя Духу, обретенному им в пределах своего собственного опыта. Это еще не вера в Бога; и «предпочтенное» не есть еще Бог. Это есть всего лишь — лично испытанный и сердцем узнанный край Ризы Божией или благодарно и радостно принятый дар Его благодати . Этого довольно: первое касание и приятие осуществилось; и молитва может начаться.

Это будет молитва, обращенная к тому таинственному Центру духовности, который живоносно качествует в принятых моим сердцем духовных состояниях и содержаниях; — к «проблематическому» Солнцу светящих мне и согревающих меня лучей; — к Предмету, скрытому от меня и явленному мне через мои духовные содержания; — к Источнику того, что я узнал и приял как в самом деле значительное, благое и прекрасное во мне самом и в мире . То обстоятельство, что я этого Предмета еще не испытал и не увидел, и не знаю — ни каков Он, ни обстоит ли Он на самом деле, — не имеет большого значения. Если человек, входя в темную комнату, спрашивает тревожно, «кто тут?», — то ему естественно и необходимо, входя в сферу ослепляющего духовного света и зажмуриваясь от непривычки, воскликнуть: «Кто это? чей это свет слепит меня? какая сила качествует в этих изумительных и радующих мое сердце лучах?!» И, далее, ему естественно помыслить: «Этот свет не от меня исходит, ибо, вот, рядом с ним — во мне тьма и бездуховность… Это с виду — мои состояния и содержания, но свет в них — высший : предметный, устойчивый, непреходящий, сильный и творческий… Где же Источник его, где это светящее светило?!»

И вот, человек обращается к чаемому, предчувствуемому духовному Солнцу и символизирует его в зримом солнце мира — высшем, едином, объективном, всеосвещающем, животворящем, исчезающем только для того, чтобы вернуться. Первая древняя, еще беспомощная, но символически верная молитва человека — обращена была к солнцу, материально знаменовавшему бытие, единство и благодатную силу духовного Божества . И тот, кто будет следить за обращением к солнцу через историю человеческих религий, — начиная от первых, доисторически-пещерных знаков солнца, восходя к пифагорейцам и кончая Великим Славословием за православной всенощной («Слава Тебе, показавшему нам свет!»), — поймет естественность и даже неизбежность этой общечеловеческой молитвенной символики.

Воспринимая благодатный свет, духовный человек ищет его источник, чтобы поклониться ему. Еще не зная Его, он уже несет Ему благодарность . Еще не удостоверившись ни в Его бытии, ни в Его свойствах, — только еще восприняв Его действие и прияв Его сердцем , — он уже обращается к Нему, неся Ему радость и любовь , призывая Его к усилению и умножению Его лучей. И это есть молитва . Вот почему молитва совсем не нуждается в предварительном доказательстве бытия Божия. Она нуждается только в духовном опыте [490]и в приятии сердцем. [491]В религии важно не доказательство , а указание и восприятие . Никакое доказательство, понимаемое отвлеченно-умствующей мыслью, не заменит здесь личного, свободного и непосредственного восприятия Божиих лучей — отверстым сердцем . Можно понять все возможные «доказательства бытия Божия», — продумать «онтологическое», «космологическое», «телеологическое», «метафизически-постулативное» и всякое иное аргументирование, — и все-таки не вступить в сферу религиозного опыта, не уверовать и не начать молиться. И, наоборот, можно не знать и не разуметь ни одного из этих доказательств и быть религиозно-верующим человеком. Живой опыт света обращает человека к солнцу. Живой опыт Духа ( του̃ πνεύματος ) обращает человека к Богу. Нахождение в себе духовности и качественная радость от нее — заставляют человека как бы повернуться в ту сторону, где Дух и Его Качество обстоят в Совершенстве, — и благодарно воззвать . И это есть, непроизвольно возникающая, первая молитва.

Но это означает, что полноценная и полносильная молитва осуществляется и дается человеку только тогда, когда его обращение к Богу — сосредоточенно, интенсивно, не развлеченно, не расколото, цельно и искренно . [492]Пусть это будет сначала краткий или даже кратчайший миг, подобный сверканию молнии; пусть это состояние будет внезапно и, с виду, неуловимо, неописуемо, неповторимо; пусть оно будет бессловесно и вследствие этого покажется как бы «бессодержательным». Существенно не это. Существенно, чтобы это было состояние вострепетавшего сердца , — как бы пронзенного воспринятым совершенством, обрадованного, осчастливленного, узнавшего (хотя и не познавшего ) и потому благодарного. Это — главное. Это есть первая, неожиданно «слетающая» к человеку молитва: молитва не преднамеренная, молитва, подобная дуновению блаженства или восторга, молитва — порыв. Она может прийти от молнии в черных облаках; от тихого заката; или, как рассказывал Антоний Великий своим ученикам — от легкого ветерка в пустыне на восходе солнца. Она может состояться от созерцания простейшего цветочка или травинки, при виде снежных гор [493]или улыбки ребенка. Она может быть вызвана глубоким словом или вдохновенным стихом, напевом мелодии, совестным зовом и деянием, чужой добротой, любовью, покаянием или созерцанием божественного плана в истории. Но эти миги жизни суть как бы «зерна» естественной молитвы , которые нам надлежит ценить как великую драгоценность, собирать, беречь, повторять и отыскивать вновь и вновь. В молитве сердце «поет» и «горит» . И чем властнее это пение, чем сильнее это горение, чем чаще оно осуществляется и чем сосредоточеннее нам удается предаваться этому «пению» к Богу и этому горению о Боге, тем богаче и глубже становится наш религиозный опыт.