Иван Ильин - Основы христианской культуры

Молитва есть драгоценнейшее, высшее и всегда доступное делание, открытое человеку. Как бы интенсивна, длительна и вдохновенна она ни была, она всегда остается личным деланием человека , даже и тогда, когда укрепляющее и вдохновляющее участие благодати становится для молящегося несомненным. Смысл молитвы состоит именно в том, что свободный личный дух взывает к Богу . Поэтому не следует представлять себе дела так, что в человеке начинает молиться сам Бог . Благодатно посещенная, укрепленная и вдохновенная душа — остается личной душой человека, по-прежнему нуждающейся в молитве, по-прежнему творящей ее. Неверно помышлять, будто я уже не молюсь, а вместо меня молится во мне сам Бог; будто во мне и из меня «Бог зовет Бога», «Бог просит Бога», «Бог благодарит Бога», «Бог хвалит Бога», а я свою молитву прекращаю . И какое основание я имел бы для прекращения ее, если я всегда и по-прежнему нуждаюсь в Нем, и в обращении к Нему — зовом, просьбой, благодарением и хвалой? Точно так же неверно помышлять, будто Бог во мне — молится Сам Себе мной , как своим орудием, ибо это означало бы, что я, как свободный личный дух, чья свободная молитва нужна и драгоценна в судьбах мирового преображения, — отменен, замещен или поглощен Богом . Поэтому человек не должен погашать свое деятельное и вдохновенное участие в молитве, но всегда усиливать его до целостности и всегда продолжать его, — даже и тогда, когда он, при жизни или по смерти увидит себя совсем уходящим или уже ушедшим в свете Божьего «пространства». Никакое «облагодатствование» не погасит и не упразднит молитву личной бессмертной души ; и самая благодатная молитва самого праведного из земнородных «сынов Божиих» — останется человеческой личной молитвой и не станет «молитвой самого Бога». Этому учит нас духовное трезвение и религиозное смирение.

Итак, богословствуя, надлежит строго различать две идеи: идею Бога самого по себе, в Его всесовершенном и непостижимом, небесном существе, — и идею «излучаемой» Им и даруемой людям, а потому вступающей в земную-человеческую среду и ее преображающей «Энергии» или «Благодати». Св. Григорий Палама был мудр и глубокомыслен, что настаивал на этом различении. Уже в онтологическом измерении «Бог» и ниспосылаемая Им «благодать» — не тождественны: ниспосылание благодати совершается Богом и не означает нисхождения самого Бога. Нисхождение самого Бога совершилось один раз — во Христе Иисусе; а ниспослание благодати совершается бесконечно и бесчисленно . Силы и дары Божии — ни онтологически, ни космически не однозначны Богу : ниспосланные людям, они становятся имманентными миру; допустить же имманентность самого Бога миру (вместе со Спинозой или Гегелем) значит выйти из христианства и принять пантеистическое учение. Поэтому получение божественной благодати — не равносильно и не равнозначно «плототворению Бога» в душе, как полагает Симеон Новый Богослов (Слово 18, с. 172). И «просветление мысленными лучами света Божия» — не равнозначно и не равносильно «вселению Пресвятой Троицы» в личную душу человека (Там же. Слово 13, с. 132; Слово 21, с. 198); это может быть лишь отображением Господа в Его существе… И стать «бесстрастным и святым» (Там же. Слово 3, с. 37) не значит стать «обоженным», ибо Господь не токмо «бесстрастен и свят», но еще неизмеримо и неописуемо во всех отношениях больше сего .

Именно в силу всех этих соображений — называть облагодатствование души дарами Божиими «срастанием» Бога с человеческой душой (преп. Макарий Египетский « κρα̃σις »), или «срастворением и смешением» ( ἀναμίγνυται, συκέκραται ), или «обожением» ( θέωσις ), или «благоделанием» ( θεωποίησις ), или плототворением ( σωματοποιει̃ ἑαυτὸν ), или же отождествлением «ипостась в ипостась» ( ὑπὸστασις ει̕ς υπόστασιν ), — возможно только с теми осторожными оговорками «как бы», или «так сказать» ( ὡς ει̕πει̃ν ), которые часто встречаются у великого подвижника…

Понятно, откуда эти описания у преп. Макария: восторг, пробужденный в нем полученными дарами благодати, вызывал в его благосмиренной душе живое ощущение Бого-присутствия и затмевал осторожное богословское трезвение. Созерцая в духе таинство воплощения Христа и стремясь к уподоблению Ему в размерах доступного человеку совершенства, он начинал ощущать «облагодатствование», как новое воплощение , а усовершенствование, как обожение , — и произносил слова трепетно-искренние , но богословски неточные , которые могли стать для каждого позднейшего зауряд-человека — преткновением и даже соблазном, что история христианства в дальнейшем и подтверждала… Ибо человек, преображенный лучами благодати, не «обоживается» по естеству, по существу, по ипостаси, субстанциально, а только становится достаточно зрелым, чтобы вступить в тот «непреступный свет», в котором обитает Господь…

Как отрешающая молитва, так и духовное богосозерцание могут дать подвижнику блаженство. Но блаженство не есть совершенство и не свидетельствует о нем. Преп. Макарий сам знал это и исповедовал вслух: «имеющий благодать», говорил он, «несет в себе кроме нее еще дым ( καπνὀν ) и грех ( ἀμαρτίαν ; Homil. XXVI, 25); и еще: «я еще не видал совершенного ( τέλειου ) христианина и человека» ( οὐδένα ει̃̓δον ; Homil. VIII, 5). Но какое же «обожение» — без совершенства, с «дымом» и «грехом» в душе?.. — Сказать «я бог по благодати» — значит сказать «я совершенен», а сказавший это — уже обличил себя. Ибо «если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя и Истины нет в нас» (1 Ин 1:8). Но «бог по благодати», если только он действительно «бог», не только безгрешен , но еще всеведущ, всемогущ и полон божественных свойств . Кто же скажет это, не став самообличенным посягателем? А если не скажешь этого о себе, то как скажешь это о другом? А если ни о себе, ни о другом не скажешь, то о ком же? О ком, кроме Христа Спасителя? Но это значит, что лучше не произносить этих слов о людях и не питать о них этих мыслей…

Человеку, совершающему свое религиозное очищение, необходимо не только смирение, но и трезвение; — и трезвение не только в созерцании, но и в богословском мышлении . Нет у человека и не бывает такого состояния, которое дало бы ему основание сложить с себя всю и всякую ответственность за свои помыслы, слова и дела, и возложить их всецело на «срастворенного с ним» Господа. Благодатное просветление души не «отменяет» человека, но сохраняет его, преображенного; не снимает с него ответа за все, но делает ему этот ответ более легким; не унижает его и не отвергает врожденного ему, духовного достоинства; и дает ему не гордость и «мнение» о себе, но чувство не по заслугам помилованного и превознесенного.