Антоний Блум - Может ли ещё молиться современный человек?

И дальше: не введи нас во искушение. Это очень трудное место, потому что слово “искушение” по-славянски значит не то, что оно значит теперь по-русски. Оно значит – испытание, а не только “искушение” в современном смысле этого слова. Греческий текст тут тоже труден, его нелегко перевести. В сущности, можно так сказать: не дай нам погибнуть в момент испытания, не дай нам войти , вступить в такую область искушений и испытания, с которой мы не сумеем справиться. Можно было бы прибавить: Господи, дай мне мудрость, дай мне мужество, дай мне разум и осторожность; и все вместе: осторожность, соединенную с мужеством, мудрость, соединенную с дерзновением, но не с дерзостью, не с мыслью, что “шапками закидаем”, что море мне по колено, со всем справлюсь… Не введи меня в искушение, дай мне быть мудрым.

И наконец: избави нас от лукавого. Для современного человека, особенно воспитанного в безрелигиозном или антирелигиозном мире, мысль о том, что “лукавый” действительно существует, что существуют темные силы, – не только затемненные области в нашей собственной душе, но темные силы бесовские – трудно принять. И однако, у нас есть свидетельства миллионов людей и тысяч святых, которые опытно знают и познали их существование и их страшную силу над нами. Опять-таки, тут можно сказать: подобное познается подобным; если только мы в себе носим скверну, то эту скверну используют темные силы. И вот об этом мы молим, потому что против них мы слишком слепы, бессильны, мы не знаем, как с ними справиться, что нам делать… Защити, Господи; только Ты (и это видно из всего Евангелия) одним державным словом можешь остановить их действие и их изгнать!..

Следующую беседу я начну с пояснения последнего торжественного восклицания: Яко Твоя есть сила и слава… – и попробую показать, каким образом вся эта молитва может быть для нас испытанием совести и путем к Богу, к сыновству.

Подход к Молитве Господней, который я сейчас хочу изложить, непривычный, и поэтому я должен взять ответственность за его извилины и за странность, которую, может быть, усмотрят в нем верующие, привыкшие к другому подходу.

Годами мне было исключительно трудно произносить Молитву Господню, потому что я не мог уловить, каким образом она переплетается с жизнью, в чем их непосредственная связь. И в течение долгой жизни я пришел к следующему заключению: вся Молитва Господня является как бы путем от земли на небо, путем от погибели к жизни.

Некоторые из вас наверное помнят рассказ о том, как древний Израиль, евреи были в египетском плену. Они пришли туда свободно, а постепенно местные жители их поработили, и евреи жили горькой жизнью, в рабстве. И все-таки они не забывали своего Бога; из глубин этого горя, из глубин своей порабощенности они умели не только Ему молиться о свободе, но и воспевать Его славу.

И вот здесь начинается духовная жизнь человека, христианская жизнь: в какую бы обстановку он ни был поставлен, как бы все ни было темно и страшно вокруг него, если он действительно верующий, если он действительно верит, что в его жизни ничего не может случиться иначе как с благословения Божия, он может из этих глубин мрака, ужаса, страха воскликнуть: а все-таки, Господи, слава Твоему Царству, слава Твоему имени!.. Мрак, о котором я говорю, бывает очень разный. Это может быть мрак внешних обстоятельств, которые иногда бывают так мучительно страшны: голод, холод, оставленность, гонения, тюрьма, война, брошенность самыми близкими людьми; момент, когда самый, может быть, нам близкий человек предает нас сознательно, как Иуда, который поцеловал Христа, чтобы показать, Кто Он, с тем чтобы Его взяли на смерть… Бывает тоже мрак внутренний, мрак отчаяния: жизнь не имеет никакого смысла, ее содержание настолько горькое и пустое, что не стоит продолжать жить… Этот мрак может быть мраком безбожия, когда тьма стелется, как дым, по всей земле в глазах того, кто не верит во что-то большее, более глубокое, чем земля. Как бы то ни было, в каких бы мы ни были обстоятельствах, если действительно для нас Бог – Тот, Кем Он является: предельная красота, торжество жизни, которое мы называем любовью, то мы можем из самых глубин мрака сказать: а все-таки, Господи, слава Тебе!.. Вот где начинается духовная жизнь, сознательная и, скажу, героическая; потому что не-героической христианской жизни нет вообще. Если мы способны так начать, то с нами может случиться то, что случилось и с древним Израилем: в какой-то момент некто вступит в нашу жизнь и скажет: встань и пойдем! Пойдем на свободу, на внутреннюю свободу, такую, которой никто никогда не сможет у нас отнять. Избави нас от лукавого, избави нас от обмана, будто мы побеждены навсегда, избави нас от соблазна поверить в тьму, а не в свет, избави нас от всякой лжи, от всякой неправды жизни, избави нас от того, что нас внутренне разрушает, – избави нас от лукавого…

А дальше: не введи нас во искушение. На этом пути к свободе, к внутренней свободе, к торжеству жизни будут препятствия внутри нас, будут искушения извне. Что-то будет нашептывать: что ты думаешь о себе, живи спокойно, забудь про Бога, забудь про все, что только может тебя выделить среди людей и сделать жертвой. Забудь, живи, как все, войди в стадо… Внутренние голоса будут говорит: разве мало привлекательного в жизни? Столько в ней хорошего; а вдруг придется оторваться от этого, чтобы вступить в еще неизвестную область духовной жизни. Стоит ли она того?.. Страшно!.. А бывают и внешние препятствия… И вот тут мы действительно должны молиться крепко: Господи, не дай нам быть побежденными испытанием, не дай увлечься искушением, дай нам мужество и мудрость, и крепость, и смирение, и верность!..

В изложении Молитвы Господней как пути к Богу мы дошли до места, на важность которого я уже указывал: “Прости, как мы прощаем”. Это страшно важный момент. Но что значит слово “простить”? Нам всегда думается, что простить значит – забыть. Простить не значит забыть, потому что забыть может всякий, кого не очень-то обидели; он рассердился, потом обида прошла. Но бывают обиды, которые так не проходят; а вместе с тем от нас требуется прощение. Это врата, через которые надо войти: не пройдешь – не пойдешь дальше… И вот мне думается, что прощение начинается с момента, когда мы посмотрим на человека, который нас обидел, унизил, оскорбил, обездолил – и вдруг поймем, нутром поймем, не только головой, что он слабый, хрупкий, податливый человек. Может быть, он и хотел быть другим, да ему невмоготу – слаб; и обида, которую он нам нанес, вовсе не происходит от положительной злобы, а от того, что он трусливый, малодушный, жадный, мелкий человек. И тогда на него можно смотреть совершенно новыми глазами, – не как на гиганта, который нас старается или старался разрушить, а как на человека, в котором не хватает великодушия, внутренней красоты, чтобы быть достойным своего имени человека. Прощение начинается с момента, когда мы вдруг увидим его слабым, хрупким и достойным жалости. И в момент, когда мы это увидим, мы можем, так сказать, его взять на плечи, взять на себя и понести: понести обиду, которую он нам нанес, понести последствия его злобы, понести и сказать, как Христос говорил, когда Его пригвождали ко кресту: Прости им, Отче, они не знают, что делают!.. И мы сможем сказать: прости ему, Господи, он просто не знает, что он делает (или: делал)!.. Или: прости! Он, может, даже и не думал о страшных последствиях своих слов или действий; не хватило ума, не хватило воображения, и из небольшой злобы вырос страшный поступок, который меня так глубоко ранил, который, может быть, разрушил всю жизнь… И вот в тот момент, когда мы можем сказать: да, я понимаю, насколько он слаб. Хорошо, я понесу последствия этой слабости, я понесу последствия его трусости, его слепоты, его глупости, его болтливости, его безответственности, – начинается процесс прощения. И этот процесс может дойти до момента, когда человека делается настолько жалко, что злоба пропадает, но остается сознание ответственности за этого человека. И тогда можно молиться Богу о том, чтобы Господь его спас от него самого, чтобы Господь его спас от того, что он за человек, и от последствия этого в поступках, словах. Конечно, это нелегко дается, это один из самых трудных подвигов, но мы должны понять, что по отношению к Богу мы ничуть не лучше того человека, который нас так обидел. Ведь каждый из нас на каждом шагу проявляет отсутствие лояльности, презрение, безразличие к Богу – или непосредственно, или обращаясь с людьми так, как мы это делаем; а ведь наше призвание – именно так обращаться с людьми, как обращался бы с ними Христос. Если мы этого не делаем, мы неверны Ему, неверны нашему ближнему и неверны самим себе.