Феофан Затворник - Начертание христианского нравоучения

И между другими родными родственная любовь естественна и вместе обязательна; только она принимает разные виды и оттенки, смотря по чину родства. Так, между праотцами и внуками должны быть — у тех желательное радение, а у сих уважение, близкое к благоговению, благодарность и желание доставлять всякое утешение; между дядями и племянниками — от тех совет и пример, а от сих уважение и внимание. У сирот и вдов в отношении к другим — некоторое уповательное более, нежели желательное, близкое к требованию расположение, у других же к ним при уважении — сердоболие, сострадание, утешение, особенно бегание оскорблений.

Нередко надлежит нужда трудное дело воспитания детей по разным частям родителям разделять с другими. Отсюда новые в семействе отношения, новые и обязанности между родителями, теми лицами, кои принимаются, и детьми. На родителях лежит выбор всех осмотрительный, внимательный, чтобы с благонадежностью и доверием можно было поверить им сокровище свое: принятых надо блюсти и назиратъ, чтобы и сами в себе, и в своем деле они были исправны; первое — начало последнего; если того нет, ни к чему и сие. Но при сем и самим уважать их, и быть к ним справедливыми и внимательными, и детям внушать такое уважение. Особенно на родителях лежит иметь план, чертеж воспитания, и самим деятельно приводить его в исполнение или по нему направлять исполнителей: иначе нельзя, когда дело разделено между многими… Вред от несоблюдения сего неизбежен; но что он не всегда виден, это потому, что он оседает в душе, а не видится во вне. Затем по разным частям воспитания идут разные лица.

Дело отдоения поручается иногда кормилицам. Само собою разумеется, что лучше, бла–гочестнее и собственно родительски поступают те матери, кои кормят сами. Тут единство соков, или животных элементов, для тела и единство духа при живой любви решают успех и благонадежность воспитания. Нет сомнения, что та мать не без греха, которая не делает сего по моде, лености и неге. Но есть крайние нужды извиняющие, когда вместо пользы может быть вред для себя и дитяти. При вверении отдоения сторонним ошибаются те, кои смотрят только на телесную или животную часть кормилицы. Она нужна, но при ней должны быть добрый нрав и сердце… Дивно, как нрав переливается с молоком. Но, кроме того, он непосредственно перейти может от одного общения непрестанного. Кормилицам должно помнить сие; потому, принимаясь за дело свое, хранить благочестие и чистоту и исполнять его с молитвою и любовью, подобною родительской.

Отдоенное дитя поступает на руки няни. Здесь еще больше осторожности, ибо больше и опасности. Труд няньки продолжительнее, и дитя тут уже начинает понимать. Можно сказать, здесь особенно прочная полагается основа будущему нраву, который, сомнительно, испаряется ли когда. Это, конечно, хорошо, если нрав добр; а сколько зла, если худ! Здесь, кроме доброты, необходимо еще и умение обращаться с малыми. Сколько у них состояний! Сколько желаний, причуд! Все это надо видеть и знать, как наклонить в добро, как поступить в том или другом случае, воспользоваться тем и другим. Нрав няньки читается в глазах, в поведении и обхождении и перенимается. Из обращения няни может выйти своенравное, упорное или изнеженное дитя, а иногда и с пороками, например, воровства, пересмешек, сварливости и проч. Так и няне надобно со страхом и опасением становиться нянею, и родителям брать ее должно с такою же осмотрительностью, а взявши, блюсти, руководить, убеждать, умолять.

К дитяти отроку приставляется учитель, один или не один. Здесь выступает на череду преимущественно душа. Ее начинают организовывать. Нет нужды и напоминать, что ей должно доставлять настоящие элементы, то есть что‑нибудь духовное, а не язык только, и элементы прочные, проникнутые истиной, добром, благочестием, и притом полные, имеющие пройти по всем частям ее, а не к одной только. Нужно это, чтобы душа не сохла от скудости, не сделалась больной от порчи и уродом от неполноты. Кроме же элементов, надобно иметь еще умение привить их как должно. Душа не мертвое влагалище, а живой приемник. Можно набить ее, хоть бы даже и добром, но то, что не усвоено, не есть ее. Отсюда видно, каков должен быть учитель. Он должен иметь, кроме богатства внутреннего, еще и опытность. Такого можно назвать учителем способным. Приступая же к делу учительства, он должен в основу своих расположений учительских положить искреннюю, даже отеческую любовь к детям. Ибо хотя в не-, которой только части он берется заменять родителей, но дух должен быть одинаков и в части, как и в целом. У сей отеческой любви, с одной стороны, стоит всеизобретателъная неусыпность, горящая ревностью не лишить ничего, а все доставить; с другой же — благоразумие, остепеняющее и руководящее неусыпность. Его дело предрасполагать, подмечать начатки, блюсти тонкую постепенность. Это в развитии добра. Только при сем оно будет живо прививаться. Что до худого, его должно отсекать без жалости, но и не без снис-' хождения и осторожности. Характер, звание, лета, привычка здесь очень много значат. Всегда же при нем — степенная важность, не высящаяся, но и не унижающая себя, привлекающая, но не поблажающая. Главное же в наставнике — благочестие, искреннее, неподдельное, и при нем — Православие… У неправославного дух не тот, сим духом и он весь пропитан, и все его знание. Он успеет передать его, хотя бы учил только языку.

Ко всем сим наместникам родителей дети должны иметь любовь — иначе ничто не привьется; уважение — иначе привитое будет чужим, в презрении, как нарост, который скоро сбросят, и беда, если это касается религии; благодарность — святой плод чувства блага от воспитания; во всякое время покорность и терпеливое сношение их строгостей и старание предотвратить их.

Нередко нужна бывает сторонняя помощь, а иным — служба. Принимается в дом по условиям чужое лицо для деятельного, трудового участия в делах дома; образуется новый союз служащих и принимающих услугу, а отсюда и новые обязанности — господ и слуг.

Господа, прежде всего, содержать должны верное понятие о себе и слугах. И слуги одной с ними природы, дети одного Отца небесного, сподобившиеся той же благодати, имеющие то же упование и то же наследие на небесах. И господа имеют над собою Господа, Который возьмет с них отчет о преставлении и Который Один и возвышает, и понижает, и в сем не смотрит на лица. Господа и слуги суть состояния временные, случайные, преходящие; вечное в тех и других то, что каждый есть во Христе Иисусе и вследствие чего иногда, по слову Господа, последний бывают первый… (Мф. 19:30). Выходя из такого понятия, господину христианину не свойственно ни презирать слуг, ни гордиться над ними, тем меньше помыкать ими, как вещью; а напротив, всячески восставить в сердце своем главные христианские расположения и к ним, то есть иметь их, как братии о Христе, и соответственно тому не лишать и уважения, и расположения, и справедливости, и внимания. Такие расположения не помешают правам, и права не должны погашать их. Ибо те — внешние, а сии — внутренние; те — в деле, а сии — в сердце. Ничто в мире не может дать христианину права уволить себя от христианских расположений к христианину, кто бы он ни был. Отсюда в главном деле слуги и господина — служении и повелении, или приказах — надо все расположить так, чтобы ни господин, повелевая, не был преобладали, ни слуга, исполняя, не превращался в страдательное орудие. А для сего лучше ввести его в порядок дел и сделать как бы господином в своем ему круге: пусть действует как бы от своего лица. Слуга должен сознавать свою зависимость и быть готовым к беспрекословной и молчаливой покорности, но братство должно заставлять и господина сделать его развязанным действователем. Разумное служение лучше механического. Принят в дом: пусть же будет он у тебя как родной домочадец. Слуга служит и готов служить по долгу, но если ты сознаешь его братом, то не должен принимать его трудов как должную повинность, но как услугу братскую, за которую обязан благодарнос–тию. И есть долг чувствовать и изъявлять сию благодарность самым делом. Всего лучше сию благодарность засвидетельствовать взаимным служением ему, или усердным о слуге попечением. Доставь покой и довольство его телу, сохрани здоровье его и целость. Увечить, истощать, небречь о слуге — бесчеловечно. Но это все временно, как временно вещественное служение слуги. Есть вечное дело за слугою, которому временная служба не должна мешать. Это ревность о спасении души… В сем отношении господин может быть спасителем слуги. Вразуми и растолкуй, в чем дело, наставь и настрой, доставь способы исполнять дела благочестия, особенно в праздники, и, вообще, деятельно блюди его поведение: доброе не расстраивай, худое исправляй. Таковы дела любви! Правда же требует, чтобы не требовать от них ничего, к чему они не обязаны, и воздавать все, к чему сам обязан. Чем очевиднее сей долг и чем он удобоисполнимее, тем преступнее его нарушение. Оно раздирает душу, исторгает ропот и жалобу, которая в Слове Божием стоит вместе со стоном сирот и вдовиц. Не меньше справедливостью требуется и снисхождение, или терпеливое сношение их слабостей и недостатков, терпимых, разумеется. Несправедливый в сем отношении — презритель, укоритель, недовольный — грешит против Бога, раздающего дары и знающего, как их раздавать. Нрав — другое дело; а что не от произвола, пред тем должно терпеливо молчать, помня Бога, все видящего и все испытующего. Наконец в обращении должно быть чуждым гордости, властолюбия, жестокости, но кротку, тиху, приветливу, как и вообще. Самые выговоры смягчать надо голосом убеждения и сердолю–бия, давая их от лица правды, а не от своей воли; вообще, все должно делать, чтобы слуга, сколько можно, приближен был в отношениях к нему господина к своим семьянам, родным; не доходил до чувства отчуждения, ибо это больно, и еще в доме христианском.